Фабель в ответ лишь покачал головой. Браунер мрачно смотрел на тело девочки. Фабель знал, что у Браунера есть дочь, и выражение лица коллеги говорило о том, что он испытывает ту же боль, которую ощущает и Фабель.
— Прежде чем передать тело на вскрытие Меллеру, мы как следует обшарим это место, — сказал Браунер.
Фабель молча наблюдал, как эксперты в белых комбинезонах суетятся вокруг трупа. Они чем-то напоминали готовивших мумию древнеегипетских бальзамировщиков. Специалисты осматривали каждый квадратный сантиметр и, обнаружив хоть что-то представляющее интерес, прикрепляли находку к клейкой ленте, фотографировали, нумеровали запечатывали в полиэтилен.
После того как труп и место вокруг него были исследованы, тело осторожно приподняли, поместили в виниловый, на молнии, мешок, положили на каталку, двое служителей морга с трудом потащили его по мягкому, податливому песку. Темный мешок на фоне желтого песка, светлых скал и униформы санитаров казался бесформенным мазком, и Фабель следил за ним взглядом до тех пор, пока он окончательно не скрылся из виду. После этого полицейский отвернулся и долго смотрел на маяк, на противоположный берег Эльбы и на далекие зеленые берега Альтесланда. Затем он перевел взгляд на ухоженные террасы Бланкенезе со стоящими на них элегантными и очень дорогими виллами.
Ему казалось, что никогда в жизни он не видел более унылого и безжизненного ландшафта.
Глава 2
9.50, среда 17 марта. Клиника Марияхильф, Хаймфельд, Гамбург
Старшая медсестра наблюдала за ним из коридора, ощущая свинцовую тяжесть в сердце. Он, не зная, что на него смотрят, сидел на стуле рядом с больничной койкой, положив ладонь на бледно-серый, изборожденный морщинами лоб старой женщины. Время от времени он нежно и медленно поглаживал серебристые волосы дамы, непрерывно нашептывая ей что-то почти в самое ухо. Это было тихое, ласковое мурлыканье, которое могла расслышать лишь больная. Старшая сестра почувствовала, что за ее спиной задержалась одна из подчиненных. Вторая медсестра улыбнулась горько и сочувственно, глядя на старую женщину и ее средних лет сына, полностью погрузившихся в свой собственный мир. Старшая медсестра, указав на сцену в палате едва заметным кивком, сказала с безрадостной улыбкой:
— Не пропускает ни единого дня… Случись со мной такое в ее возрасте, ни один из моих родственничков и задницы от стула не оторвет.
Вторая сестра негромко и коротко рассмеялась, целиком разделяя мнение начальницы. Некоторое время они стояли молча, погрузившись в сугубо свои, но одинаково страшные мысли о собственном, пока еще очень далеком будущем.
— Интересно, слышит ли она то, что говорит сын? — спросила через некоторое время вторая сестра.
— Каких-либо оснований считать, что пациентка не слышит, у нас нет. В результате инсульта женщину разбил паралич, и она утратила дар речи, но, насколько нам известно, все остальные органы чувств пока в порядке.
— Боже… Я предпочла бы умереть. Ты только представь… быть пожизненно заточенной в собственное тело.
— По крайней мере у нее есть он, — сказала старшая сестра. — Он каждый день приносит книги, читает ей, а затем сидит примерно час, поглаживая мать по волосам и что-то шепча. Хорошо, что у нее осталось хоть такое утешение.
Вторая сестра согласно кивнула и печально вздохнула.
Старая женщина и ее сын даже не подозревали, что за ними наблюдают. Она лежала неподвижно на спине, и сидящий рядом с ней на стуле сын видел ее не лишенный некоторого аристократизма профиль — высокий лоб и орлиный нос. Время от времени из уголков ее тонких губ начинала течь слюна, и сын промокал струйки сложенным вчетверо носовым платком. Он снова погладил ее по волосам и, склонившись так, что его губы почти касались уха, что-то прошептал. От дуновения воздуха волосы на ее виске чуть шевелились.
— Я сегодня еще раз говорил с доктором, мама, и он сказал, что твое состояние стабильно. Ведь это хорошо, Мутти, не так ли? — Зная, что ответить мамочка не может, сын без какой бы то ни было паузы продолжил: — Доктор говорит, что после первого тяжелого удара ты перенесла серию вторичных, небольших кровоизлияний… Они-то и причинили тебе больше всего вреда. Доктор сказал, что опасность новых ударов миновала и состояние не ухудшится, если я обеспечу тебе непрерывное лечение и уход. — Он помолчал немного, а затем медленно произнес: — Это означает, что у меня появилась возможность перевезти тебя домой. Когда я ему это сказал, он не обрадовался. Но ведь ты же не хочешь, Мутти, чтобы за тобой ухаживали чужие люди? Я сказал об этом доктору. Я сказал ему, что дома с родным сыном тебе будет гораздо лучше. Я заверил его, что обеспечу тебе уход на те часы, когда буду на работе, а все остальное время… а все остальные часы сам стану заботиться о тебе. Ведь ты позволишь мне это, не так ли? Я сказал ему, что в недавно купленной мной маленькой уютной квартирке тебя сможет навешать медицинская сестра. Доктор говорит, что я, если не передумаю, смогу забрать тебя к концу месяца. Разве это не замечательно?