Чо буркнул что-то успокаивающее, распорядился ждать его и пошел назад, оставив нас на терраске возле пропасти.
— Дождись темноты. Ночью лучше,— крикнул я ему вслед. Но Чо скрылся.
Мы сидели со старой Аа и смотрели, как над ущельем клубится туман. Пронзенный солнечными лучами, он то переливался радугой, подымаясь легким облаком, то сгущался до снежно-белого и вылетал тяжелыми комьями, устремляясь к влажным скалам в стороне.
Я думал об удивительной догадливости Чо, о его природном уме, о прекрасных чертах сильной натуры гули-бьябонов. Неужели Чо удастся достать ключ? Ему, возможно, придется для этого убить Кэнта. А может быть, и Кэнт убьет его. И если даже Чо выйдет победителем, как он отыщет ключ, которого никогда не видел и не знает, каков этот ключ.
Я очень волновался. Я, наверное, ни разу в жизни за все свои двадцать лет не волновался больше, чем тогда. Внешне спокойная Аа словно окаменела, и я сперва позавидовал ее тупым нервам. Но потом увидел, что губы у нее, выпуклые морщинистые губы, дрожат, как у девчонки.
— Милая Аа!..
Я пододвинулся к ней, положил голову ей на плечо. И она по-матерински обняла меня.
Чо появился неожиданно для нас, потому что мы с Аа задремали на солнышке. Прямо в охапке, как беремя дров, он притащил обессиленного мистера Кэнта.
У Кэнта был настолько измученный вид, что его стало жалко. Я тряпка. Я пожалел врага. Жалость унижает друга, но врагу придает силы, а, главное, размягчает собственный мозг и делает человека менее сообразительным. Я не догадался улучить минуту и забрать у Кэнта парабеллум, когда Чо опустил свою тяжелую ношу передо мной. Я вежливенько попросил Кэнта разомкнуть мне наручники.
Он долго шарил по всем карманам, начал хныкать и оправдываться, перемешивая в речи русский с английским:
— Вы поймите меня, мистер Виктор. Вы же сами ин фючюр — ученый человек. Я полжизни отдал проблеме снежного человека. Я должен привезти хотя бы один экземпляр в Европу. Я передал бы его в эксцелент — отличный зоологический сад и стал бы богатым ученым. Я истратил все сбережения на эту экспедицию…
— В зоопарк? — перебил я его. — В клетку?
— Ему там было бы лучше, — настаивал Кэнт.— Здесь, в холодных горах, он все равно вымирающее животное.
— Он не животное! — запальчиво возразил я.
Тут Кэнт, наконец, отыскал ключ и раскрыл мне браслеты. Чо, следивший за каждым его движением, сразу схватил Кэнта в охапку, наверное, чтобы отнести назад в лагерь. Но Кэнт как-то вырвался, отскочил и выхватил парабеллум.
Чо рассердился. Он заревел, как медведь, и ринулся на Кэнта. Я не успел вмешаться. Кэнт выстрелил и попал мне в плечо. Разрывная пуля вырвала клок мяса, брызнула кровь, и Чо, увидав ее, навалился на Кэнта.
Кэнт поддался не сразу. И пока Чо, подняв на руках, задушил его, прогремело еще шесть выстрелов. Шесть разрывных пуль бедный Чо не выдержал. Он размахнулся по-богатырски, чтоб кинуть труп Кэнта в ущелье, шагнул вперед, покачнулся и сам повалился в бездну.
Плечо мое не заживает. Пока старая Аа вытаскивала мертвого Чо со дна пропасти и замуровывала его по гули-бьябонскому обычаю в скалах, я помогал ей и работой заглушал боль. Но, когда кончили похоронный ритуал, я обессилел, и Аа потащила меня на себе. Потом мы возвращались, мне хотелось разыскать лагерь Кэнта. Не получилось.
Вот уже который день мы идем на северо-запад. Я твердо надеюсь дойти до своей страны. Правда, я ослабел, и двигаемся мы медленно, а этим снежно-каменным волнам пустыни нет конца.
На привалах я делаю эти записи в блокноте, подаренном проклятым Кэнтом. Мы много разговариваем с Аа, я уже знаю, наверное, все слова небогатого гули-бьябонского языка, который состоит из одних только звуков, выражающих то или иное чувство.
Может быть, я не дойду, и старая Аа замурует меня в скалах: ведь я теперь почти гули-бьябон. Мы второй день идем по вершинам какого-то бесснежного кряжа, и я решил, так как и блокнот и карандаш кончаются, сложить на какой-нибудь вершине из камней пирамидку позаметнее и спрятать эти записи. Будет время, и в этих местах пройдут настоящие следопыты и обнаружат приятный сюрприз для себя…
А я все равно дойду!.. И мне будет жаль расставаться со старой Аа…
Я спрашиваю ее, страшно ли ей остаться одинокой. Нет, она не боится одиночества. Она говорит, что разыщет всех остальных гули-бьябонов, расскажет им историю с Кэнтом и строго-настрого накажет-всем, чтоб они никогда, ни при каких обстоятельствах не встречались с людьми, тщательно избегали встреч с человеком.