Сама всегда чистенькая и аккуратная, Марфа Филипповна следила за тем, чтобы и Петя не ходил неряхой. Когда Петя перешел в девятый класс, Марфа Филипповна приготовила ему к началу занятий новый костюм: купила темно-синей полушерстяной материи, сама скроила и сшила сама. Получились ладные брюки и двубортный пиджак. Через несколько дней у матери с сыном состоялся по этому поводу разговор:
— Петя, что ж это такое получается?.
— А что?
— Как же! Да костюм!
— А что?
— Как надел в понедельник, так и во вторник, и в среду, и во всю неделю таскаешь его и в хвост и в гриву!
— А для чего же его шили?
— Как для чего? Это отец Уткиной — директор, или у Терпачева — старший мастер… Разве мы можем за ними тягаться? Другого костюма у тебя теперь до конца школы не будет, что ж ты его треплешь?
— А для кого его беречь?
— Здрасте! А в чем ты в кино или еще куда пойдешь, или в парк летом, или, случится, из деревни родня кто-нибудь в гости приедет? Походил, кажется, хватит. Теперь можно опять в старом, а этот сними да почисти за порогом щеткой, обверни простынкой и повесь на гвоздик.
Петя сначала угрюмо нахмурился и замолчал, а потом чистосердечно, с горячим убеждением сказал матери:
— Мама, прошу вас, никогда больше об этом не говорите! Вы должны понять, школа — это вся моя жизнь, больше ничего у меня нет. Тут все мои товарищи, все мои друзья. Здесь и мое кино, и мой праздник — все здесь. Если костюм нельзя носить в школу, тогда он мне совсем не нужен — отнесите на барахолку.
Больше о костюме разговор ни разу не поднимался.
Школу Петя любил совершенно особой любовью. Постороннему человеку трудно даже было понять его отношение к ней. Школа для Пети не измерялась и не определялась часами пребывания на уроках или на занятиях в кружках — он знал ее всю, что называется, назубок: от подвала, где находилась котельная и куда они вместе с отцом таскали уголь, и до огромного чердака над четвертым этажом, служившего студией, столярной и электромеханической мастерской, где Петя вместе с товарищами помогал учителю черчения оформлять всевозможные празднества и юбилеи и школьные самодеятельные постановки.
Первые, годы своей жизни Петя провел в деревне. Но и с переездом в город перемена в его жизни, как она ни была крута, не оборвала его прежних привычек, связанных с колхозным раздольем: он и здесь, на окраине Москвы, помогал отцу ухаживать за лошадью. Это не только не роняло его в глазах городских ребят, а, наоборот, как он скоро заметил, служило предметом их зависти. Он поил слепого коня, задавал ему корм, а во время вспашки школьного огорода весной или уборки картофеля осенью водил в поводу, чтобы конь не сбивал борозду.
Что касается приволья, то вокруг школы его тоже было немало. По ту сторону трамвайной линии, до самой железной дороги, тянулись огороды и пустыри. А прямо против школьных ворот начинался участок санатория имени Воровского, на котором под старыми березами и многолетними соснами рос густой подлесок — кустарник; здесь в зарослях попадалась даже малина. В заборе было много проломов, и ребята с давних пор считали своим неоспоримым правом пользоваться здесь в жаркие дни благословенной тенью и душистой травой. Огромный парк Тимирязевской академии ребята тоже никогда для себя не считали запретным.
Город с таким привольем Петя принял в свой душевный мир без отказа и быстро в нем освоился. Такой город ничего у Пети не отнял, но прибавил бесконечно много.
Петя учился старательно, но часто все-таки бывал не в ладах с наукой. Особенно трудно давались ему русский письменный и литература. Это очень огорчало Марфу Филипповну. Однако она считала, что так оно и должно быть: ведь у других ребят родители грамотные, а чем она со своим стариком может помочь Пете?
Вот почему Марфа Филипповна больше, чем кого бы то ни было из одноклассников Пети, любила Зою Космодемьянскую: та помогала отстающим.
Забежав к Марфе Филипповне помыть руки, Зоя и сейчас не забыла, что в девять часов ей предстоит заниматься диктантом с Хромовым и Петей.
…Она пила, пила воду большими, громкими глотками и никак не могла утолить свою жажду. Сегодня так хотелось пить, что Зоя сразу же ухватилась за стакан, даже не вымыв рук, как делала она это обычно, забегая сюда после игры. Ей хотелось бы взять большой ковш, наполнить его прямо из-под крана и окунуть в холодную воду сразу все лицо. Дома Зоя так бы и сделала, а здесь постеснялась. Вода с подбородка текла на шею, а Зое от этого было только приятно…