ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Зоя предложила прежде всего очистить место вдоль ограды, чтобы успеть посадить уже сегодня хотя бы несколько деревьев. Отец Пети Симонова еще накануне завез на участок предназначенные для посадки липки; они лежали вдоль центральной дорожки с прикопанными корнями.
— Какая там посадка деревьев?! — брезгливо сказала Люся голосом обиженной. — Здесь просто мусорная свалка!
Ей было жаль новых туфель на высоких каблуках, которые она сегодня надела. Люся была уверена, что и на этот раз можно будет, как в прошлом году, слегка поскрести граблями на грядках и затем отправиться с Виктором в кино.
Зоя, не обращая внимания на Уткину, сказала так, чтобы все слышали:
— Нашему классу досталось только трое носилок, сейчас мы их распределим.
— Мы с Виктором, конечно, вместе! — сказал Шварц и поскорее подошел выбрать носилки, чтобы успеть захватить самые маленькие.
— Шурка, давай таскать с тобой, — предложил Симонов.
— А я предлагаю по-другому, — сказала Зоя. — Надо к каждым носилкам прикрепить по трое ребят, чтобы, чередуясь, третьему можно было бы отдыхать. Ну, не бездельничать, конечно, а пока двое относят мусор, он должен подготавливать следующую порцию мусора, а потом с кем-нибудь меняться у носилок.
Лиза поддержала предложение Зои:
— Правильно! Выделим к носилкам девятку из наших любителей спорта: Виктора Терпачева, Космодемьянского, конечно, Петю, Ярослава Хромова…
— Оставь Ярослава в покое, я протестую! — закричал Терпачев, перебивая Лизу, и, продолжая серьезным тоном и этим самым еще больше подчеркивая язвительный смысл слов, сказал: — Необходимо создать условия для творческого роста Ярослава. Носилками он может повредить свои музыкальные пальцы.
Терпачев относился ревниво к Хромову, к тому, что он тоже всегда имел успех на школьных концертах.
— Я тоже протестую против гигантов! — сказал Димочка Кутырин. — Это глупая организация работы. Никто мне не помешает тоже таскать носилки.
— Правильно! — присоединился к нему Шварц. — Хотел бы я посмотреть, кто помешает мне работать вместе с Виктором?
Пока шел этот разговор, Петя и Шура уже успели нашвырять обломков кирпича на свои носилки и, подняв их, направились в сторону двора, слегка покачиваясь от тяжести. Оба шли молча, но каждый понимал, что перестарался — следующий раз надо будет класть меньше.
Когда они проходили мимо Терпачева, он снисходительно похлопал Шуру по плечу и сказал:
— Трудись, Космодемьянский, трудись! Не забывай, что Энгельс говорил: только честный труд дал обезьяне возможность надеть штаны и пиджак, сделал ее человеком!
Шварц захохотал и, как всегда при остротах Терпачева, посмотрел вокруг: какое это произвело впечатление на остальных?
Но все уже дружно принимались за работу, — изречение Терпачева осталось незамеченным.
Случайно оказалось, что Коля Коркин и Зоя работают рядом. Коркин старательно собирал обрезки кровельного железа, относил их и бросал в ту же самую кучу, куда и Зоя подгребала щепки и стружки. Некоторое время они не замечали друг друга, увлеченные работой. А когда Зоя встретилась взглядом с Коркиным, она тотчас же вспомнила наглухо закрытую дверь, перед которой тот заставил простоять ее так долго и все-таки не пустил к себе в квартиру.
Коркин быстро отвел глаза в сторону, но тотчас же опять пристально посмотрел на Зою, упрямо желая показать, что ничего, собственно говоря, не случилось, и этим самым еще больше подчеркивая свое смущение.
Зоя улыбнулась. Коркин не вытерпел и тоже ответил милой, растерянной улыбкой, словно ему было не семнадцать лет, а самое большее двенадцать. И у Зои возникло такое чувство, словно никакой закрытой для нее двери в квартире Коркина и не существовало, будто они тогда обо всем переговорили по-хорошему, поняли друг друга и с этого дня жизнь Коли опять войдет в колею.
Оказалось, что и говорить-то сейчас больше не о чем — надо как можно скорее очистить место вдоль ограды, чтобы можно было начинать копать ямы для деревьев.
Работали весело, ребята подзадоривали друг друга, перекидываясь шутками. Даже Ната Беликова старалась оказаться не хуже других: вот она ухватилась обеими руками за толстый железный прут, уходящий куда-то в глубину под обломки кирпича и дранки с прилипшей к ним засохшей известкой, ухватилась, напряглась, но не смогла одолеть и, посмотрев на ладони, уже выпачканные ржавчиной, добродушно рассмеялась.