— Да ты присядь, Зоя, садись, — уговаривала ее Марфа Филипповна, глядя, как сжимается, проталкивая каждый глоток, ее тонкое горлышко. — Сядь, что ж ты стоишь! Нехорошо пить не остывши.
Боясь прикоснуться к лицу грязными руками, Зоя, изгибаясь, вытерла о плечо мокрый подбородок и сказала:
— Некогда, Марфа Филипповна, надо бежать домой. Передайте Пете: вечером обязательно приду диктовать.
— Куда ты спешишь, будто за тобою кто гонится? Правду сказать, в твоих годах я тоже была торопыга. Бывало, свекровь все говорила: «Не спеши жить, Марфа, придет смерть — скажешь: рано!» Посиди, Зоя, расскажи что-нибудь. Здорова ли мама?
— Мама здорова! — сказала Зоя. Пока говорила Марфа Филипповна, она уже успела умыться над раковиной и теперь вытиралась кончиком полотенца, стараясь как можно меньше измять его. Теперь, когда она освежилась холодной водой и немного пришла в себя, Зое захотелось рассказать о своей матери, о том, как трудно ей работать. Рассказать о матери именно Марфе Филипповне было бы легче, чем кому-либо другому. Но Зоя совершенно не переносила мысли: а вдруг ее могут заподозрить в том, что ей хочется распустить нюни, пожаловаться, будто бы она ищет у кого-то утешения и сочувствия. Нет, она даже с Марфой Филипповной не стала говорить о своих домашних делах. Она только сказала: — Заигралась в волейбол. Мама придет с работы, а у меня обед не готов.
— Ну, тогда беги, беги! — теперь уже стала подгонять ее и Марфа Филипповна. — Маму жалеть надо — беги!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Но Зое не суждено было сегодня вернуться домой вовремя.
Выйдя от Симоновых и сразу же услыхав гулкие, соблазнительные удары рукой по тугому мячу, Зоя тут же запретила самой себе смотреть на игроков, чтобы не потерять ни одной минуты. Она любила испытывать силу своей воли и постоянно находила повод устраивать маленькие тренировки. Взяв разбег, Зоя пронеслась мимо всего школьного здания и, ни разу не взглянув на площадку, выскочила на улицу.
Обычно Зоя ходила пешком. Сегодня драгоценна была каждая минута. Увидев девятый номер, не дошедший до остановки каких-нибудь метров двести, она мгновенно приняла решение: «Сяду на трамвай» — и рванулась вперед. Но учитель биологии, Иван Алексеевич Язев, увидел ее через решетку школьной ограды и окликнул. По инерции Зоя пролетела мимо и, затормозив, проехала на подошвах, как на лыжах.
— Как раз ты мне и нужна, Космодемьянская, — сказал Язев. — Возвращайся обратно. Я тебе покажу, что должен сделать ваш класс в воскресенье.
Зоя схватилась за верхнюю перекладину ограды и подтянулась на руках, намереваясь перелезть через нее. Язев мгновенно поднял вверх обе свои руки, как бы охраняя невидимое сокровище, и сказал Зое, изменившись в лице:
— Забудь то, что ты хотела сделать! — Опустив руки, он добавил уже более спокойно: — Подумай, Космодемьянская, во что превратится наш сад, если каждый будет перелезать с улицы через ограду?!
Никакого сада еще не было. Иван Алексеевич стоял на пустыре, похожем на свалку. По всему угловому участку валялся строительный мусор, который не успели убрать после того, как возвели здание школы: битый кирпич, стружки, щепки, доски, комья засохшей известки, ржавые обрезки кровельного железа, перепутанные мотки проволоки, металлические прутья, торчащие из земли… Вот все это Иван Алексеевич и называл садом. Только по другую сторону школьного здания в предыдущие два года посадили десятка три молодых вишенок и яблонь, да еще сумели вдоль северной границы участка выходить долго болевшие после пересадки кусты шиповника.
Сад только еще предстояло создать. Но он уже существовал как замысел Ивана Алексеевича Язева, как его мечта, а значит, нужно было его и защищать.
Иван Алексеевич не скоро отпустил Зою. Он никуда не торопился. Наслаждаясь возможностью подышать свежим воздухом, он принялся подробно объяснять Зое, какую работу должен будет выполнять ее класс в воскресенье.
Зоя слушала его с трудом. Разве она могла забыть про обед? Мать придет с работы уставшая, проголодавшаяся, а обед еще только в проекте. Даже звонки проходивших мимо школы трамваев она воспринимала сейчас тоже как напоминание, точно вожатый дергал Зою за рукав: «Скорее беги домой, а то опоздаешь! Скорее беги, а то опоздаешь!»
А Язев входил во вкус все больше и больше. Порой он прикладывал указательный палец к далеко выступающему вперед подбородку своего худощавого, узкого лица и надолго задумывался, умолкал или же что-то тихо говорил про себя. И это спокойствие, любовное обдумывание плана работы по созданию сада на пустыре постепенно передались и Зое, она тоже начала успокаиваться.