Иван Алексеевич начал перечислять школьные мероприятия, а также индивидуальные комсомольские поручения, которые, по его мнению, развивают самостоятельность. Но закончить он не успел. Как раз в это время спустились на площадку между вторым и первым этажом, откуда очень хорошо была видна через стеклянный проем в стене та часть сада, где сейчас с разрешения директора работал в полном составе девятый «А».
— Сосед, так что же у вас делается? — спросил Василия Петровича, высоко подняв седые брови, директор соседней школы, показывая вниз рукой, с широко, тоже как бы вопросительно, расставленными пальцами. — Когда же они уроки успеют приготовить?! Жадничаете, дорогие товарищи! Захватили огромный участок, даже у нас оттяпали, а теперь вам, конечно, приходится из кожи лезть, чтобы привести его в христианский вид.
Василий Петрович рассмеялся и, дружески обхватив его своей сильной рукой и прижимая к себе, точно стараясь согреть и утешить, сказал:
— Вот уж не думал, что у меня сосед — завистник!
Но преподаватель черчения тоже задал директору вопрос:
— А в самом деле, Василий Петрович, почему они работают так поздно?
— Девятый «А» замаливает свои грехи: в воскресенье не успели очистить участок. Комсомольцы подняли весь класс на работу, усовестили, решили доделать сегодня. Ко мне приходила делегация — пришлось разрешить. Молодцы, смотрите, ведь действительно воспламенили весь класс. У них групорг неплохая дивчина — боевая, колючая!
Преподавателя черчения ответ директора не удовлетворил. Его лицо болезненно передернулось гримасой, и он сказал:
— Несправедливо! Им надо было дать другой участок, а сюда поставить десятый «Б». У десятого «Б» семьдесят процентов мальчиков, а у этих, смотрите, сколько девчонок.
— Ничего! Этот класс с бурными страстями. Ему такая работенка на пользу! На таких делах люди растут.
И, обернувшись к группе преподавателей-соседей, директор сказал:
— Наш Николай Иванович ревнует. Дело в том, что в девятом «А» — его лучшие декораторы Кутырин и Космодемьянский. Талантливые ребята. Он боится, как бы его помощники не надорвались.
Вера Сергеевна, задумчиво смотревшая через стекла вниз и молча любовавшаяся слаженной работой своих учеников, сказала:
— Хоть мы с вами и ругаем наших ребят: и дисциплина плохая и успеваемость хромает, а все-таки, посмотрите, каких молодцов мы воспитали!
Директор-сосед присоединился к ней:
— Мы часто в будничной суете не замечаем своих собственных заслуг.
В это время Николай Иванович с преобразившимся от восхищения лицом воскликнул:
— Смотрите, смотрите, сколько навалил на тачку Космодемьянский. Один везет. Орел!
Вера Сергеевна сказала:
— Николай Иванович влюблен в Космодемьянского, а у меня на уроках Шура сидит, как медведь. Мне больше нравится его сестра. Правдивая, яркая девочка! Она умеет зажечь весь класс: бросит какую-нибудь своеобразную мысль, и у нас два дня после этого идет дискуссия. Так было с Анной Карениной.
— Вы говорите, Космодемьянская правдивая? — перебила Веру Сергеевну преподавательница химии. — А не кокетничает ли она своей правдивостью? Во второй четверти я вызвала ее и поставила пятерку. Что же вы думаете? После урока Космодемьянская догнала меня в коридоре и сказала, что я неправильно поставила ей пять. Как вам это нравится? Она, видите ли, знает только на четыре!
Иван Алексеевич с удивлением посмотрел на химичку.
— Какое же это кокетство? — спросил он. — Ведь Космодемьянская сказала вам наедине, а не на виду у всего класса?
Веру Сергеевну тоже задели слова химички, и она с воодушевлением и даже с некоторой запальчивостью высказала все, что уже давно думала о характере Зои:
— Зоя не такая, какой она вам кажется. Что вы от нее хотите — ведь это же возраст! Вам бросаются в глаза только внешние признаки ее поведения. Важно не то. А вот каков этот человек в самой своей глубине? Внешнее поведение Зои — это еще не вся Зоя. Она гораздо мягче, сердечнее. Но вот такое сложилось у нее представление об идеальном характере, и она часто даже ломает себя, подгоняет под такой характер. Точно такая же была и я, когда прочла «Что делать?» и «Как закалялась сталь». От моей ужасной принципиальности страдала прежде всего моя бедная мама и младшая сестренка, из которой я во что бы то ни стало хотела сделать «настоящего человека». Поэтому Зоя Космодемьянская мне очень близка и глубоко симпатична.
Директор соседней школы поддержал Веру Сергеевну:
— Да, это типично для такого возраста. В любой школе в старших классах найдется своя Зоя Коломянская.