— Бездельников и болтунов, конечно, оставляем на берегу!
— Совершенно верно! — согласился с нею Димочка. — Бездельников — за борт. Что же касается нас с Симоновым — наш вклад в это дело чисто научный, как сказал Петя: «Институт на плаву». Петя будет вести наблюдения за влиянием на пищеварение команды непрерывного движения вниз по течению в условиях повышенной влажности. А я буду контролировать Петю, чтобы он не разболтался на свежем воздухе.
Шура Космодемьянский воодушевлялся все больше и больше.
— Товарищи, в самом деле, что нам мешает? Поехали прямо после экзаменов! Мы привезем в школу мировой журнал: Коркин, конечно, ведет историческую хронику событий; Димку заставим поработать в отделе дружеских шаржей и карикатур, а я беру на себя составление иллюстрированной карты всего путешествия.
Зоя подумала: а что же будет делать в лодке Ярослав, какую возьмет он на себя роль? И тут только она заметила, что Ярослава среди них уже нет. Он исчез совершенно незаметно. Обиделся? Зоя посмотрела вдоль моста. Но Ярослава не было видно ни на мосту, ни у решетки Александровского сада — нигде, докуда только Зоя могла проследить своим взглядом, вплоть до здания Ленинской библиотеки. Словно он в самом деле умчался куда-то вдаль на моторной лодке.
В это время Лиза спросила:
— Как назовем лодку? — Она уже не сомневалась, что путешествие будет осуществлено. — С завтрашнего дня я начинаю копить сухари.
Вдруг Шура сказал:
— Друзья мои, а не подложит ли нам свинью наш «заклятый друг» Гитлер?
В первый момент после изречения Шуры никто ничего не понял, кроме Зои, знавшей мысли брата. Все молчали. Первым заговорил Димочка Кутырин:
— Видали такого паникера?! Интересно знать, в каких инкубаторах выращивают такое золото?
Потом высказал свое мнение Симонов:
— Гитлер обожрался тем, что он уже успел захватить, — больше ему ничего не нужно.
Зоя сказала:
— Войны не может быть! Во всяком случае, этим летом войны не будет.
Петя пожал плечами:
— А если война, — в чем дело? Пойдем добровольцами в Красную Армию, — о чем разговаривать?
Кремль стоял уже совершенно иной, чем в ту минуту, когда они только что взошли на мост. Близился вечер, свет изменился. Шура Космодемьянский, с досадой чувствуя по общему настроению, что сейчас надо будет уходить домой, опять вернулся к своему восприятию Кремля глазами художника. Расцветка стала глубже, богаче и сложнее, хотя внешне казалось, что для художника задача облегчена тем, что все детали сейчас, более чем прежде, были объединены в единое целое оранжево-розовым колоритом, который в одинаковой мере присутствовал сейчас и в самых ярких местах пейзажа, таких, как блеск червонного золота на куполах соборов и на звездах башен, и в то же время в темных проемах колокольни Ивана Великого, где висели почерневшие колокола; эта же оранжево-розовая вечерняя поволока, как прозрачная краска, легла и поверх кремлевских стен, сложенных из кирпича древнего обжига, более темного, чем современный. Но было бы непростительной слепотой за единством колорита не видеть бесконечного разнообразия цвета.
Пора было идти домой.
Зоя немного задержалась, постояла на мосту одна, ей тоже было жаль уходить отсюда. Ах, если бы можно было сейчас громко запеть! Но нет, разве это возможно? Петь здесь было бы слишком нескромно, дико даже.
Нет, это не то. Вот если бы сейчас можно было совершить что-то необыкновенное, крайне необходимое всем людям, совершить какой-то подвиг, даже если бы для этого потребовалось отдать свою жизнь… Вот здесь! Где начинаются все пути-дороги твоей родины. Ах, какое бы это было счастье!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Давно уже отцвели молодые вишенки, посаженные в прошлом году вдоль ограды школьного сада, зацвел шиповник; гибридная пшеница на опытной грядке Пети Симонова поднялась сантиметров на тридцать.
А «дерево дружбы» — молоденькая липка, ее вволю поливал Петя, — так густо оделась листвой, что в солнечный день в ее тени могли укрыться все ее друзья, даровавшие ей жизнь в школьном саду, если бы они теснее сели под нею в кружок.
Сколько было волнений перед экзаменами в девятом «А» и во всей школе, сколько страхов! И вот наступил день, когда экзаменационная лихорадка уже больше никого не трясла, температура стала нормальной, пора испытаний оказалась уже далеко, далеко позади, хотя прошло всего только два дня с той минуты, когда в ведомость каждого ученика была вписана отметка за последний экзамен.
Никто не остался на второй год. Петя Симонов и Ярослав Хромов по русскому письменному получили по четверке; одной только Нате Беликовой осенью предстояла переэкзаменовка по физике; Косачева, с которой занимался Ярослав, решила задачу на пятерку, — привыкнув поливать слезами любую обиду и неудачу, она разревелась на этот раз и от радости.