Мазюрье уже немало слышал о замке Сен-Реми. Сейчас им владел профессор с труднопроизносимым именем, который занимался, как ему сказали, оккультными науками. За этим могли скрываться странные религиозные обряды! Но ни разу в полицию не поступало никаких жалоб. Профессору часто наносили визиты влиятельные граждане. К тому же ему оказывали покровительство высокопоставленные особы. Так что придется действовать осторожно.
Вошел, вытирая руки, судебно-медицинский эксперт.
— А! Мазюрье, так это вы занимаетесь расследованием? Думаю, что вам не придется ломать голову. На данном этапе я исключаю версию об убийстве. На теле нет никаких подозрительных следов. Произошел несчастный случай… или самоубийство. Не угостите сигаретой? Спасибо.
Он присел на краешек стола, снял очки и протер глаза.
— Организм старикашки поизносился, — продолжил он. — Если бы он не утонул, то его ждал бы инфаркт… Желудок пустой. Немного воды в легких. От переохлаждения он потерял сознание и пошел ко дну. Классический случай.
— Сколько времени он пролежал в воде?
— Два дня… возможно, три… но никак не больше… А! Забыл сказать, что в левой туфле полно грязи.
— Благодарю, — сказал Мазюрье шутливым тоном. — Теперь картина полностью прояснилась. В последнее время пошли дожди, и уровень воды в Марне сильно поднялся. Здесь течение довольно сильное. Тело нашли у железнодорожного моста. Зная, что тело находилось в реке по крайней мере два дня, мы найдем место, где случилась трагедия, элементарно, доктор.
Они улыбнулись друг другу, и эксперт встал.
— Я представлю отчет… Так, сегодня вторник… скажем, к завтрашнему вечеру. Идет?
— Превосходно.
— Много работы?
— Э-э… Ну так, текучка, в общем, терпимо.
— Счастливый человек! Чего обо мне не скажешь. Вы уже ознакомились с вещичками нашего подопечного?
— Да. Предполагаю, что он жил в замке Сен-Реми.
— Смотри-ка! У этого колдуна.
— Вы с ним знакомы?
— Нет, только не я. Моя дочь с подругой как-то раз туда ходила.
— Он что, немного того?
— Отнюдь. Я думаю даже, что он весьма незаурядная личность. Он пытается воскресить какой-то древний культ. Забыл, как он называется. Молодежь к нему валом валит!
— Молодежь и люди постарше… Судя по тому, что удалось расшифровать на удостоверении личности утопленника, он родился в тысяча девятьсот шестом или тысяча девятьсот восьмом году… Так как же зовут вашего колдуна?
— Букужьян.
— Придется хорошенько все продумать! Для начала нанесу ему визит.
— Желаю удачи.
Они обменялись рукопожатиями, и Мазюрье, положив в пакет вещи, найденные на трупе, вышел из морга. Замок Сен-Реми, окруженный большим парком и виноградником, возвышался в двух километрах от Реймса, близ дороги, ведущей в Вервен. Мазюрье прекрасно знал эту местность. До войны там изготавливали розовое шампанское, которое пользовалось неимоверным успехом. Он поехал в замок на своем «фиате». Десять часов. Времени предостаточно. Легко представить себе, что же произошло. Этот Ван ден — как там его — отправился прогуляться по берегу Марны. У него закружилась голова и — бултых! Он падает в воду. По сути, в визите к профессору нет никакой необходимости. Но раз представилась такая возможность, то почему бы не выведать кое-что. А Мазюрье обожал вынюхивать. Если даже не в интересах дела, то для самого себя. Причем с равным успехом он посещал аукцион, заглядывал к букинистам, антикварам. А когда появлялось свободное время, он наведывался в Париж. Вот уж где можно было вдоволь порыскать! Он коллекционировал — но тайно, не дай бог, об этом проведает высокое начальство и сочтет это увлечение сомнительным — иллюстрированные журналы для детей моложе четырнадцати лет — «Эпатан», «Бон пуен», «Интрепид»… Он собрал почти все номера. А также «Буффало Билл», «Ник Картер». В Париже он встречался с другими коллекционерами. Эти славные маньяки первыми же и смеялись над собственными слабостями. Он не причинял никому беспокойства, поскольку жил один. Иногда он спрашивал себя: почему он испытывает необъяснимое влечение к иллюстрированным журналам? Из какого далекого детства оно пришло… И поскольку Букужьян, возможно, напоминал ему некоторых героев мультипликационных фильмов, то он сгорал от нетерпения увидеть его, поговорить с ним. Он уже представлял себе его с тюрбаном на голове.
К замку вела широкая аллея. Хотя это строение походило не столько на замок, сколько на то, что раньше называли особняком. Нет ни башенок, ни причудливой крыши, просто квадратное, богато отделанное здание, над которым возвышался громоотвод. В парке работали мужчины и женщины. Мазюрье сразу понял, что они не имеют никакого отношения к садоводству. Так просто любят покопаться в земле! Он поставил свой «фиат» за длинной американской машиной и поднялся на крыльцо. Никто не обратил на него внимания. Ему встретился старик с орденом на груди, о чем-то сам с собою разговаривающий, и девушка, несшая простыни. Он прошел через холл, постучал в дверь. Никакого ответа. Он толкнул дверь и вошел в своего рода приемную, напоминавшую ему приемную лицея. Длинный стол. Стулья расставлены по периметру комнаты, на стенах висят фотографии большого формата. Он подошел ближе.
Странная картинная галерея. Мужские и женские лица анфас, в профиль, в основном молодые люди. Она походила на сборник фотографий рекламного агента, работающего в сфере кино или театра. Все подаренные фотографии были сделаны лет двадцать тому назад. Часто встречались посвящения: «Глубокоуважаемому Учителю…», «Моему спасителю» — и даже надписи, напоминавшие о посвящении: «На память о моем обращении в веру…», «В честь неожиданного спасения…».
Инспектор вдруг понял. Фотографии присылали благодетели Букужьяна, по крайней мере самые влиятельные из них. Англосаксы со светлыми глазами, жители Востока с черными нежными глазами. Бодрые, худощавые, суровые, страдальческие, улыбающиеся лица…
«Церковь! — подумал Мазюрье. — Это церковь!»
Он вышел на цыпочках и обратился к женщине, которая держала в руках швабру и тряпку.
— Мне хотелось бы увидеться с мсье Букужьяном.
— Учитель сейчас в своем кабинете, второй этаж, первая дверь направо.
В эту минуту Мазюрье услышал, как кто-то стал ритмично хлопать в ладоши. Где-то танцевали. Не переставая удивляться, он поднимался по лестнице, пахнущей воском, равно как и приемная, и постучал в массивную дверь.
— Войдите!
Толстый лысый человек, медленно печатавший на машинке двумя пальцами, и оказался Букужьяном. Он так и не обернулся, и инспектор быстро осмотрел комнату. Кругом царил лирический беспорядок. Везде валялись книги, папки, из которых высыпались бумаги, скоросшиватели. Стулья завалены кипами газет. Полки из светлого дерева прогибались под тяжестью журналов. Книги также лежали и на полу, и на батареях, и на подоконниках. Они штурмовали письменный стол. Они поддерживали телефон, вот-вот готовый свалиться с груды отпечатанных страниц. С какой радостью Мазюрье порылся бы здесь! Мимоходом инспектор прочитал несколько заголовков: «Катары… Филокалия»…[17] Он начинал понимать сущность Букужьяна.
Учитель взглянул на Мазюрье.
— Прошу прощения, — сказал он. — Садитесь… О! Извините!.. Я немного занят.
Он поднялся и обогнул стол с такой живостью, что инспектор изумился. Букужьян схватил стул, хорошенько тряхнул его, словно хотел прогнать кота. Со стула беспорядочно посыпались книги.
— Кто направил вас? — продолжил он.
Интересно! Значит, к нему приходят только по рекомендации!
— Старший инспектор Мазюрье. Мы нашли тело некоего Ван ден Брока…
— Брука… Что произошло?
— Он утонул.
— Понимаю, — задумчиво сказал Букужьян.
— Он жил здесь?
— Да… В Ашраме живет около двадцати гостей.