Реймс… Приехали. Нужно выходить, придать лицу выражение ничего не знающего человека. «Блезо?.. Умер?.. Не может быть!..» Он сел в такси, низко наклонил голову, когда машина проезжала мимо стройки. «Прости!» — сказал он про себя. И вот перед ним длинная аллея поднимается к Ашраму. Символично! Он принадлежал к числу тех, кого впереди ждало восхождение. Бедный, жалкий Христос, воплощающий преданность и верность. По пути он встречал учеников, которые приветливо здоровались с ним. Здесь он пользовался уважением, и эта мысль придала ему немного уверенности. Он поставил чемодан в кабинете и тотчас отправился к Учителю.
— Надо же! — удивился Учитель. — В понедельник?
— Я взял отпуск по болезни на две недели.
— Что-нибудь серьезное?
— О нет! Переутомление, усталость, мигрень. Вчера весь день провалялся в постели.
— Ты в курсе, что у нас случилось?
Андуз довольно хорошо изобразил удивление. Поднял брови. Слегка скривил рот.
— Что?
— Блезо умер.
— Ах! Какой ужас! Сердечный приступ?
— Нет. Упал из строящегося здания «Босолей». Это совсем рядом.
Андуз сел, продолжая разыгрывать непонимание.
— Но что он там делал?
— Вот этого… боюсь, мы не узнаем никогда. Я оповестил его мать. Похороны состоятся в Дижоне. Ты поедешь со мной?
Андуз с опаской посмотрел на Учителя. Почему он задал этот вопрос?
— Я неважно себя чувствую, — ответил он.
Но нет, Учитель спросил это без всякой задней мысли. Он выглядел как обычно. В больших неподвижных глазах отражался свет, падающий из окна.
— Я доволен, что ты приехал, — сказал он. — Я должен чувствовать ваше присутствие. Сегодня вечером мы соберемся. На Западе люди не знают, как должны происходить похороны. Покойника кладут в коробку, его перевозят, обращаются с ним, как с вещью. Мне хотелось вам как-нибудь показать обряды, которые нужно совершить, чтобы помочь усопшему обрести новое состояние. Это очень важно, особенно если он умер насильственной смертью.
— Почему? — спросил Андуз дрогнувшим голосом.
— Потому что дух страдает, когда грубо отделяется от тела.
— По вашему мнению, Блезо будет страдать?
— Да. Он, Ван ден Брук, братья Нолан… Все наши друзья, насильно вырванные из этой жизни и не успевшие принять… ранние христиане об этом уже знали, что и подтверждает таинство соборования. Но сам смысл таинства забыт, как и многое другое.
— Ужасно… мне… мне жаль их.
Учитель показал на десяток писем, лежащих стопкой около пишущей машинки.
— А вот тебе и работа. Но время терпит.
Андуз вскрыл письма. У Учителя никогда нет ничего срочного. Несколько счетов, как всегда. Письмо от предпринимателя…
Смета…
— Что это такое?
— Я собираюсь, — сказал Учитель, — оборудовать новое помещение для освежевания туш, пристроить один этаж к гостинице. К нам приезжает столько гостей!
— Сто пятьдесят тысяч франков! Где вы хотите, чтобы я их взял?
— Наследство Нолана.
«А если мне не удастся избавиться от Фильдара, — подумал Андуз, — если я не придумаю как?.. Если я заболею! Если все брошу. Очень легко витать в облаках, а другим предоставлять возможность месить грязь!»
— Наследства Нолана, возможно, мы не получим, — заметил он.
— Хватит тебе, Поль!.. Вечно ты со своими сомнениями. Ты знаешь так же хорошо, как и я, какие распоряжения сделал Патрик.
Учитель ничего не понял. Ни смерть Ван ден Брука, ни смерть Блезо не вызвали у него подозрений. Какая прелесть эта высокая метафизика. Или он просто ничего не хотел знать… Нет, это предположение выглядело оскорбительным. И все же Андуз продолжал настаивать.
— А если вдова Че в последний момент начнет чинить препятствия?
— Какие препятствия? Условия завещания совершенно недвусмысленны. И потом, не забывай, она и так очень богата. Наконец, вы все можете подтвердить свои свидетельские показания.
— Наши свидетельские показания!.. К несчастью, остался только Фильдар и я.
— А малышка Фонтана?
— Леа?.. Она ничего не видела.
Уступая внезапному желанию вызвать беспокойство у Учителя, затащить его силой в эту грозовую полосу, где он уже чувствовал себя потерянным, он вдруг забыл всякую осторожность.
— Она ничего не видела, — повторил он.
— Но послушай, ты же сам говорил…
Большие глаза Букужьяна оживились. Он наклонился вперед.
— Я-то там не присутствовал. Я знаю об аварии с твоих слов… Ты же не ошибся!
Наконец он соизволил покинуть башню из слоновой кости! Андуз горько улыбнулся:
— Нет. Я не ошибся. Не бойтесь.
Ему хотелось добавить: «Предоставьте мне эту гнусную работу. Возвращайтесь к вашей медитации!»
— Ладно, ладно, — произнес Учитель. — Нечего беспокоиться напрасно… Ты можешь поселиться в комнате рядом с Фильдаром. Я думаю, она свободна. Пока ты отсутствовал, я отдал твою комнату одной англичанке…
Он перечитал лист бумаги, вставленный в пишущую машинку, всем своим видом показывая, что разговор закончен, и вновь принялся печатать. Андуз отнес почту к себе в кабинет. Если Учитель прошел мимо истины, то это лишний раз доказывает, что полиция в этом деле вообще не разберется. Никто не мог догадаться, что существовала связь между братьями Нолан, Ван ден Бруком, Блезо… И эта связь не станет более очевидной, когда Фильдар в свою очередь…
Андуз листал страницы перекидного календаря. Восемь страниц! Столько событий поместилось на этих восьми страницах! Красным карандашом он пометил приблизительный день приезда вдовы Нолан. Так мало времени! И ни одной идеи! Он долго размышлял. Фильдар почти никогда не покидает Ашрама. А убить его в стенах замка совершенно невозможно. Здесь слишком много людей, которые постоянно перемещаются. Перво-наперво: неустанно следить за Фильдаром, чтобы досконально изучить его привычки.
Андуз взял чемодан и пошел по коридору. Свободная комната находилась в самом конце… не столько комната, сколько келья. Это вполне в духе Учителя — всем распоряжаться, бестолково импровизируя — на ходу. Андузу нравилась комната, которую он занимал по выходным. Теперь он почувствовал себя бедным, ограбленным, униженным. Он пощупал жесткую кровать-клетку, которая скрипела. Как работать в таких условиях! К тому же в комнате отчетливо слышался стук машинки. Ведь за стеной, толщиной с ладонь, Фильдар что есть мочи печатал свой манускрипт. Звенел колокольчик, когда каретка доходила до конца.
«Я не имею права даже на головную боль», — проворчал Андуз.
Шкаф оказался совсем крошечным, умывальник висел слишком низко. Окно выходило на стройку, где уже начали возводить гостиницу. Вагонетки, груды кирпича, мешки с цементом, как на той, другой стройке! Это превращалось в навязчивую идею.
«Я не выдержу, — подумал Андуз. — Я ненавижу этот дом. Я ненавижу Фильдара. Я даже сам себя спрашиваю: уж не ненавижу ли я иногда Учителя?» Он сжал кулаки, несколько раз пробежался взглядом по узкому пространству между дверью и окном. Убить Фильдара! Чтобы обрести покой! Смертельный удар, нанесенный самому себе. Затем… жизнь вновь обретет свои краски. Он перестанет считать дни. Будущее откроется, как бегущая среди цветов и деревьев тропинка. Да, он должен ненавидеть Фильдара всеми силами души, рассматривать его как личного врага. Чем дольше стучала эта проклятая машинка, тем глубже она проникала в его сознание и тем легче становилась задача.
Фильдар прекратил печатать. Он прохаживался по комнате от окна к двери и от двери к окну, посасывая пустую трубку. Его грубые ботинки громко стучали по полу. Временами он принимался разговаривать сам с собой, останавливался и возражал себе: «Да, но извините…» Он пожимал плечами, вновь принимался ходить. Или же стучал правым кулаком по левой ладони. Приняв вдруг внезапное решение, он вырвал из машинки бумагу, скомкал ее, бросил через всю комнату, нервно вставил новый лист, сел на край стула и начал: «Примечание 14. Показать, что доктрина Букужьяна есть не что иное, как пантеизм. Но Букужьян боится называть вещи своими именами…»