- Постой, Максим!
- А? - он поднял глубокие светлые глаза на меня.
- Больниц-то в нашем городе всего двое!
- Э... да... точно! - глаза молодого бойца зажглись, - Вот только... даже если я опять прогуляю школу...
Радостно сказал ему:
- Так ведь и нас двое! - наконец-то и я смогу чем-то пригодится, смогу прикрыть их с Сашкой пулемётной очередью!
- А... а если мне врачи не расскажут?.. Мне ж ещё только двенадцать лет... они почему-то считают, что если человеку двенадцать лет, то это несерьёзно и к его голосу можно не прислушиваться.
- И так бывает, - вздыхаю, - Но мы и Владимира Петровича попросим помочь! Думаю, он согласится! Он ведь тоже переживает за вас с Сашкой. Кстати, ты уже Клавдии Михайловне про лопатку сказал?
- Ой, нет... - юный боец помрачнел.
- Я ей обещал, что всё скопаю большой лопатой.
Мы с надеждой переглянулись, но...
Это был не отец Максима, а всё тот же, отзывчивый Владимир Петрович.
- Я вчера шёл, слышал, как она обсуждает одолженную лопатку с Валентиной Валерьевной, боятся, как бы не украли, - пояснил наш друг и единомышленник, - Ну и обещал, если что и если всё-таки не чего, вскопаю ей клумбу. Всё-таки, хорошим делом человек занят: красоту у дома разводит.
- Рад, что ты с нами, Владимир, - хлопаю его по плечу.
- Так добрые дела заразны, - на его морщинистом лице появилась улыбка, а во взгляде заблестел какой-то юношеский дерзкий задор.
- Да, добрые дела тоже бывают заразны, - возвращаю ему улыбку.
И что он мне дал у него отмыться, тоже кстати - скорее в больницу пустят - я там под родственника притворюсь. Как, хм... дальний брат Максима и Сашки. Почти седьмая вода на киселе, мол, но всё-таки неравнодушный.
- Ну, молодые бойцы... в бой! - скомандовал я - и в голосе моём невольно прорезались прежние, полузабытые командирские нотки, - Я беру на себя больницу на Сиреневой улице, а вам с Максимом поручаю - на Звенидворской.
- Горячим будет бой, - поддакнул Владимир Петрович.
- Но мы не сдадимся! - Максим поднял вверх руку, сжатую в кулак и, чуть погодя, и вторую.
- Один за всех? - наш общий друг протянул руку.
- И все за одного! - положил свою ладонь поверх его.
И, чуть подумав, может, фильма не смотрел, юный боец положил свою ладонь поверх наших. И мы бодро пошли прикрывать Сашку, пока ещё слишком слабого, чтобы его голос мог что-то изменить в начавшейся войне.
И потянулись дни напряжённой обороны...
Я не знал, что творится на том фронте, они - что творится у меня. Так как сотового телефона у меня не было, да и страшно было оставлять мой пост. Я старательно дежурил у главного входа: ну, не могли же привезти её на скорой? Я, по крайней мере, надеялся, что обходными тропами через болото враг не пройдёт. Я ходил в разведку, в справочную, каждый раз замирая от страха и напряжения: ну, а вдруг? Вдруг враги как-то и где-то просочились?.. Мои деньги и, соответственно, припасы заканчивались, да и я боялся лишний раз отлучиться, чтобы добыть провизии, терпел. Потом, правда, не выдержал, и посылал местных или проезжих в тыл, за едой. Двое исчезли вместе с моими деньгами, а третий купил на пирожок больше, добавил лишнее пирожное - от передачи своим - и даже стаканчик с кофе из автомата. В мире хватает добрых людей.
На второй день лил дождь, почти до самого утра. Из больницы меня вечером изгнали - не удержал высоту - да и поблизости не было мест для окопов, пришлось караулить под скудным прикрытием из облетающего дерева, слишком молодого, чтобы быть надёжной защитой. Впрочем, мне бороться со стихией не впервой, а вот как они?.. Я рад, что на том фронте отряд покрупней, да Владимир Петрович - тёртый калач, стрелянный воробей... Но вдруг он решит отвести Максима домой? Вдруг сам уйдёт или простудится? Я то привычный, а вот они...
Но я стоял, упорно держа оборону. Что бы ни было на том фронте, в другой части города, я буду держаться. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы прикрыть Сашку, чьим братом я представился в этой больнице.
На третий день было солнечно. Солнце слепило и грело... и даже местами жгло... но я упорно держал оборону, противостоя и этому беспощадному врагу. Вроде день был светлый, но на душе было как-то гадостно, жгла тревога. Ну, как там у них?.. Если ещё не пришли, значит, ещё есть надежда.
На четвёртый день у меня закончилась провизия. И в этот день добрые люди обошли меня стороной, но я упорно держал оборону.
На пятый день, около полудня, я увидел их - и всё во мне оборвалось и похолодело.
Бледный, едва передвигающий ноги Максим, в пропотевшей рубашке, одной рукой прижимал к себе маленький гроб, а другой цеплялся за Владимира Петровича, тоже бледного, кашляющего, который одной рукой придерживал молодого бойца, а в другой тащил букет кроваво-алых роз.
- Когда? - потерянно спросил, едва они приблизились.
- Вчера, - потерянно выдохнул старший брат Сашки.
- На второй день лил дождь. Мы караулили у входа до того, как выгнали последних посетителей, потом ночью прятались в старой беседке, на рассвете опять вернулись. В беседке было много щелей в крыше, да и стен не было, - Владимир Петрович закашлялся, - Мы утром пошли, рано. Но держались. Хотя ему пришлось сбегать к моему старому приятелю, в другой конец города, денег занять на еду. Но мы держались. И третий день держались. А на четвёртый, часов в 10 или 11 утра Максим сознание потерял. Ну и... пришлось самого тащить в больницу. А она в это время как-то уже прошла. И с медсёстрами, как оказалось, у неё был договор: никому про день не говорить - и, особенно, нам, - он снова закашлялся, - Оказывается, нам соврали.
Мы какое-то время стояли, молча. И ветер срывал с деревьев и швырял нам под ноги пригоршни листьев, багряных и жёлтых. И листья не могли ничего противопоставить его напору и силе.
- Может, нам хоть похоронить дадут?.. - сказал я наконец.
- Да, давайте спросим! - поддержал Владимир Петрович.
- Нас же уже... выгнали... - прошелестел Максим.
И сполз на землю. Гроб для неродившегося младшего брата выпал из его руки и немного прокатился по старому асфальту, глухо ударяясь об него.
- Пойдём втроём! - решился я, - И Максима им покажем. Может, хоть такого его пожалеют?!
- Родители нам голову потом оторвут! - и мой последний уцелевший напарник закашлялся.
- Мы ещё посмотрим, кто кому и что оторвёт! - проскрежетал я.
Он подхватил пустой ящик, почти идеально ровный и сделанный заботливыми руками Максима, а я - самого молодого бойца. И мы решительно двинулись к больнице на Звенидворской улице.
Схватка двух стариков с врачами вышла жаркой. Впрочем, мы подавленные потерями, решили стоять до конца, даже если закончатся все патроны.
Когда враги вызвали подкрепление - милицию - мы едва не поникли духом, впрочем, переглянувшись, всё-таки решили дожать до конца. И вдруг среди милицейских лиц вызванного отряда я вдруг приметил одно знакомое, а оно - меня.