Город просыпается. Даже такой маленький, с населением в пару сотен тысяч человек, но страдает заторами на дорогах и жуткой загазованностью.
Именно сейчас, в этот момент мне очень не хватает своего Нью-Йоркского дома, с собственной террасой и бассейном.
К хорошему очень быстро привыкаешь.
И еще пять лет назад, когда уезжал, подписав свой первый контракт с национальной хоккейной лигой, думал, буду скучать по родным пенатам. Ни черта. Со временем появились друзья, связи, и я поймал ритм жизни “большого яблока”. И если не считать, что порой не хватает русского бесшабашного менталитета, остальное меня вполне устраивает.
Устраивало.
Я так думал.
Но, судя по тому, что произошло в моем мозгу после всего одной встречи с Иланой, это не так. После ресторана, когда, повернувшись, я увидел ее. Эти огромные серые глаза, которые когда-то влюбленно смотрели на меня. Это подействовало подобно удару со всей дури клюшкой по голове. Вот там-то я и понял, что все эти годы просто мастерски себя обманывал.
И какого лешего, спрашивается, я поперся к ней тогда в салон, предварительно окольными путями разузнав, где ее можно найти? Не знаю.
Твою дивизию, не знаю! Что я хотел ей сказать? А главное, что хотел услышать? Не знаю. Вот, как бывает, говорят, ноги сами принесли. Вот и меня потянуло.
Облокачиваюсь на перила и запускаю пальцы в волосы, которые уже готов рвать на голове.
Еще во время нашего непродолжительного романа я начал убеждать себя, что эта милая скромница меня не интересует как женщина, с которой я мог бы пройти всю свою жизнь. Молодой был. Кровь кипела, бурлила. Задница горела, и хотелось драйва, движа. Не нагулялся. И все это вкупе дошло до того, что убедил. И она ушла, оставив дурацкую записку “Спасибо за все”.
А я, через неделю подписав контракт, уехал.
Там, вдали от нее, удалось выдрать на корню практически все воспоминания о ее глазах и улыбке. О ней. Хоть и тот сервированный стол со свечами и остывшим ужином все еще живописной картинкой стоял перед глазами. Но, скорее, как крик совести. Дермово тогда вышло. Очень. Но я хотел свободы. Я хотел… избавиться от нее.
Правда, получив то, что хотел, через два месяца я сорвался. Прилетел в Россию и помчал следом. Но, что и следовало ожидать, я узнал, что у нее новые отношения и что она беременна. Быстро, однако, на мне поставили жирный крест.
И сейчас… она права. Я не имею права лезть в ее жизнь. Да и разрушить отношения Славки не могу. Он реально влюблен. Окрылен так, как не был ни разу за всю свою жизнь.
Еще бы. Сколько у меня было женщин за эти пять лет, не сосчитать. Но ни одна из них, по факту, и в подметки не годится Илане, нежной, умной и рассудительной. А еще она красавица. Нет, она и тогда была куколкой, но сейчас она по настоящему выросла. Неопытная девушка стала молодой женщиной. Матерью. И… скоро женой.
Чужой женой.
А я баран.
В спальне начинает надрывно орать будильник, и это значит, что время самобичевания закончилось. Улечу, и станет легче. Но перед отлетом в столицу, который намечен сегодня на половину седьмого, у меня еще много дел в городе. Поэтому принимаю быстрый контрастный душ, скидываю заранее в чемодан немногочисленные вещи, что привез с собой на пару этих дней, и в начале десятого выхожу из дома.
Ровер встречает миганием фар, а салон запахом кожи. Завожу тачку и с ревом срываюсь с места. Пункт назначения – ледовая арена “Орлят”.
– Вот в этом зале ведутся отделочные работы, Алексей Дмитрич, – идет впереди меня новый директор ледовой арены.
– Что по срокам? – напяливаю на голову каску и прохожу в пустующий зал.
– С ним ориентировочно через неделю закончим.
– Что это будет?
– Тренажерка, – машет рукой дородный мужичок, пока я прохожу по кругу, рассматривая только что зашпаклеванные стены. – До этого у нас тут все на честном слове держалось.
– Да уж. Помню.
Первый раз порог этой арены я переступил, когда мне было четыре.
Моя первая в жизни команда. Мой первый клуб «Орлята». Такое не забывается никогда. Тренера, которые ставили тебя на коньки и учили азам. Парни, совсем пацанье мелкое, с которыми ты гонял шайбу все свободное от уроков время. И несмотря на постоянные тренировки, у меня было потрясающее детство. Я рос сорванцом. Свободолюбивым заводилой.
Когда мне было десять, родителям сказали, что я подаю большие надежды. И могу стать очень перспективным игроком. Тогда-то предки и приняли решение сматывать удочки и уезжать на большую землю. Туда, где для мелкого пацана с врожденным талантом нападающего открывались хорошие перспективы. В этом кружке мне тогда уже становилось тесно.