Детектив собирался поблагодарить хозяина, когда раздался негромкий стук в дверь.
– Войдите! – сказал хозяин с нескрываемым удивлением.
Дверь распахнулась, и в библиотеку вошла женщина необыкновенной наружности. Будучи лишь немного выше среднего роста, она казалась довольно высокой благодаря стройной осанке. Но прежде всего внимание Монка привлекло ее лицо с приподнятыми широкими скулами, маленьким, выдающимся вперед орлиным носом и большим, красиво очерченным ртом. Ее нельзя было назвать красавицей в традиционном смысле слова, однако чем больше Уильям смотрел на нее, тем больше ему нравилась эта дама благодаря таким достоинствам, как уравновешенность и порядочность, которыми она, несомненно, отличалась. Женщина казалась столь же откровенной, как и Женевьева, но вместе с тем более властной. Такое лицо могло принадлежать лишь той, что рождена повелевать.
Рэйвенсбрук сделал легкий жест рукой.
– Дорогая, это мистер Монк. Женевьева попросила его помочь нам выяснить, что случилось с бедным Энгусом. – Судя по тому, как он прикоснулся к вошедшей, и по выражению лица, с каким он на нее смотрел, сыщик сразу догадался, кем приходится ему эта женщина.
– Здравствуйте, леди Рэйвенсбрук. – Уильям склонил голову в легком поклоне. Детектив не часто приветствовал кого-либо подобным образом, однако сейчас он поклонился совершенно непроизвольно, стоило ему заговорить с хозяйкой.
– Очень приятно, – ответила та, с интересом разглядывая гостя. – Да, нам пора что-нибудь делать. Я бы предпочла предположить что-либо иное, но мне ясно, что Кейлеб действительно может сыграть главную роль в этой истории. Извините, мистер Монк, мы попросили вас выполнить весьма неприятное поручение. Кейлеб – жестокий человек, и он не обрадуется, узнав, что им интересуется полиция или еще какие-нибудь представители властей. К тому же, как вам, вероятно, известно, в южной части Лаймхауса сейчас наблюдается серьезная вспышка брюшного тифа. Мы будем вам очень признательны, если вы согласитесь заняться этим делом.
Затем она обернулась к мужу:
– Послушай, Майло, по-моему, расходы мистера Монка следует возместить нам, а не Женевьеве. В ее положении это вряд ли возможно… На имущество будет наложен арест, и в ее распоряжении останутся только те деньги…
– Конечно. – Рэйвенсбрук жестом заставил супругу остановиться на полуслове. Разговор на подобную тему в присутствии человека, работающего на них по найму, выглядел в его глазах бестактным. Потом он вновь обратился к Монку: – Естественно, мы это сделаем. Если вы представите нам какие-либо счета, мы позаботимся о том, чтобы их оплатили. Какие еще услуги мы можем вам оказать?
– У вас не найдется портрета мистера Стоунфилда? – спросил детектив.
Леди Рэйвенсбрук задумчиво нахмурилась.
– Нет, – поспешно ответил ее муж. – К сожалению, нет. Детские портреты вам вряд ли пригодятся, Кейлеба мы не видели целых пятнадцать лет, если не больше, а Энгус так и не позаботился о собственном портрете. Позирование казалось ему напрасной тратой времени, и он всегда предпочитал, чтобы художники писали портреты Женевьевы или детей. Вообще-то, он собирался когда-нибудь заказать собственный портрет, но теперь, боюсь, ему уже не придется этого сделать… Простите меня, пожалуйста.
– Я могу набросать его для вас, – торопливо предложила леди Рэйвенсбрук, залившись краской смущения. – Конечно, у меня не получится художественный шедевр, но вы, по крайней мере, будете иметь представление о том, как он выглядит.
– Спасибо, – поспешил поблагодарить ее Уильям, не позволив хозяину дома возразить. – Этим вы окажете мне немалую услугу. Если придется выяснять, где он бывал, портрет неизмеримо облегчит мою задачу.
Приблизившись к стоявшему в противоположном конце комнаты бюро, женщина открыла его, достала карандаш и лист бумаги, а потом присела, занявшись рисунком. Спустя примерно пять минут, за которые мужчины не произнесли ни слова, она вновь подошла к ним и протянула листок Монку.
Окинув рисунок быстрым взглядом, сыщик затем посмотрел на него внимательнее, с нескрываемым удивлением и интересом. Вместо грубого наброска, сделанного неопытной рукой, который он ожидал получить, Уильям увидел четкое изображение человеческого лица, сделанное уверенными штрихами. Нос у этого человека был довольно длинным и прямым, брови широко разлетались, словно крылья, а узкие глаза, казалось, говорили о незаурядных умственных способностях. Массивная нижняя челюсть постепенно сужалась от ушей к острому подбородку, а очертания большого рта могли свидетельствовать как о веселом, так и о мрачном настроении. Неожиданно Энгус Стоунфилд превратился в глазах детектива в конкретного человека из плоти и крови, с собственными мечтами и страстями, в человека, о котором Монк пожалеет, узнав, что он был убит в приступе слепой ярости и что его тело было брошено в сточную канаву в порту или оставлено в одном из спускавшихся к реке закоулков.