Монк обратил внимание, что ему не встретилось ни одного продавца газет. Обитатели Лаймхауса, даже если предположить, что кто-то из них окажется грамотным, не располагали лишними деньгами на подобную роскошь. Об интересующих их событиях они узнавали из разговоров или от уличных крикунов – людей, превращавших в бесконечные плохие стихи любую новость или сплетню, которую им удавалось узнать, и повторяющих ее на каждом углу, устраивая что-то вроде спектакля с одним актером, в надежде получить несколько медяков от признательных зрителей. Кое-где попадались доски для объявлений, предназначенные для тех, кто умел читать, однако уличных торговцев нигде не было видно. Даже разносчики предпочитали обходить не эти кварталы, а соседние, расположенные к западу оттуда, где они могли скорее продать свой товар.
Детектив зашел в бакалейный магазин, где продавались чай, сушеные бобы, мука, патока и свечи. Внутри было темно и пахло пылью, свечным салом и камфарой. Показав портрет Энгуса продавцу, Уильям получил в ответ ничего не выражающий отсутствующий взгляд. С тем же результатом он обратился к аптекарю, ростовщику, старьевщику и торговцу скобяным товаром. Глядя на дорогую одежду Монка, на его теплое добротное пальто и не пропускающие воду начищенные ботинки, все они сразу признавали в нем чужака. Одетые в грязное тряпье дети, многие из которых были босиком, бежали за ним и клянчили деньги, разевая щербатые рты и поочередно оглашая улицу свистом или кошачьими воплями. Детектив отдал им всю мелочь, которая у него нашлась, но стоило ему спросить их об Энгусе Стоунфилде, как они сразу замолчали и разбежались кто куда.
Оказавшись на спускавшейся к реке Юнион-роуд, вымощенной неровными потрескавшимися булыжниками, с настолько узким тротуаром, что на нем едва хватало места одному прохожему, Монк, уже потерявший надежду что-либо узнать, решил на всякий случай обратиться к уличному сапожнику, переделывавшему старые ботинки в новые.
– Вы не замечали здесь вот этого господина, в хорошем плаще, высокой шляпе и, возможно, с зонтиком? – спросил он без лишних предисловий.
Сапожник, невысокий узкогрудый человек, страдающий одышкой, взял листок бумаги и искоса посмотрел на него.
– По-моему, он похож на Кейлеба Стоуна, – сказал он, подумав. – Я видел его всего пару раз, но с меня и этого хватит. Такое лицо не скоро забудешь… Правда, этот парень, похоже, не такой бешеный, как он, и чистенький с виду. Вы сказали, он был одет как джентльмен?
У сыщика учащенно забилось сердце в радостном предвкушении, хотя здравый смысл подсказывал ему нечто совершенно обратное.
– Да, – торопливо проговорил он, – это только рисунок. Забудьте о Кейлебе Стоунфилде…
– Его зовут Стоун, – поправил его сапожник.
– Простите, о Стоуне. – Уильям не стал вникать в его слова. – Этот человек – его родственник, поэтому они так похожи. Вы когда-нибудь его видели? Скажите, он не попадался вам на глаза в прошлый вторник? Возможно, он здесь проходил.
– Одетый как джентльмен и все такое?
– Да.
– Я, конечно, не слишком его запомнил, но проходить здесь он точно проходил.
Монк облегченно вздохнул. Ему не следовало чересчур хвалить собеседника, иначе он, чего доброго, может поддаться на соблазн приукрасить известные ему факты.
– Спасибо, – ответил детектив как можно более глухим голосом, стараясь ничем не выдать охватившего его радостного возбуждения. – Я вам очень признателен. – Он достал из кармана трехпенсовую монету – столько стоила пинта эля. – Вспомните обо мне, когда зайдете в паб, – добавил Уильям.
Раздумье сапожника длилось не более секунды.
– Я так и сделаю, уважаемый, – отозвался он и торопливо протянул Монку крепкую заскорузлую ладонь, словно опасаясь, что тот может передумать.
– В какую сторону он направлялся? – задал сыщик последний вопрос.
– К западу, – тут же ответил сапожник, – в сторону Саут-Дока.
Детектив уже взялся за ручку двери его будки, когда в голову ему пришел еще один вопрос, возможно, самый очевидный из всех:
– А где живет Кейлеб Стоун?
Спросив это, Монк тут же увидел, как лицо сапожника залила бледность, заметная даже под налетом смешанной с грязью сажи.
– Не знаю, мистер, – и вовсе не переживаю из-за этого. И если вы разумный человек, не спрашивайте об этом больше никого. У нас здесь принято считать так: чем меньше знаешь, тем лучше.