Следующий дом. Мы обошли куст сирени, гроздья цветов, перезрелые, изнемогая от жажды, тяжело клонились к пыльной траве. Крыльцо в солнечных пятнах, скрипучие ступени, я остановилась на нижней, мать поднялась и постучала. Тишина, наполненная сладковатой вонью умирающей сирени. Томительная тишина, похожая на предчувствие зубной боли. Кажется, никого. Господи, сделай так, чтоб там никого не было. Господи, пожалуйста, ну что Тебе стоит прекратить это унижение?
Бог не услышал, наверное, был занят: за дверью послышались шаги. Звякнула задвижка.
– Да? – Мужчина распахнул дверь. Он улыбался, точно ждал нас.
– Мы принесли вам благую весть, – с уверенным оптимизмом проговорила мать.
– Отлично! – воодушевленно отозвался он.
– Да! – Мать вытянула из сумки брошюру в рыжей обложке. – Благую весть о Божьей любви.
– Отлично! – повторил он. – Заходите!
В тесной прихожей было не развернуться, хозяин подтолкнул нас в сторону приоткрытой двери. Мы прошли в комнату. Горьковатый запах кофе перебивала кислая вонь окурков.
– Кофе хотите? – энергично спросил хозяин. – Кофе?
Он звонко хлопнул в ладоши и быстро потер их. Шершавый нервный звук. Синие джинсы, грязноватая нательная майка, длинные пегие волосы были собраны в хвост, перетянутый васильковой резинкой. Сухощавый и загорелый до медной красноты, он напоминал копченую скумбрию, которой торговали в нашем московском продмаге. Золотистая рыба с выпученными глазами. Хозяин хищно зыркнул на мать.
– Ну? Кофе?
– Нет, – ласково отказалась мама. – Кофе не надо.
– Боженька не велит?
Хозяин, как в тике, дернул головой и резко засмеялся. Он не был пьян, но что-то с ним явно было не так. Мать продолжала улыбаться.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Давайте ваш кофе.
Он снова хлопнул в ладоши.
Мы застыли на пороге гостиной; в косых лучах плыл сизый табачный дым, немой телевизор показывал автогонки. На вытертом ковре темнела какая-то лужа. Среди разноцветного мусора, сползавшего с журнального стола, – пакеты с картофельными чипсами, газеты, мятые пивные банки;, я заметила детскую куклу, голую, из розового пластика. Это была Барби, длинноногая, со вздернутым бюстом, невозможной талией и льняными волосами. С кухни донесся звон посуды.
– Тебя как зовут? – Хозяин протянул мне фаянсовую кружку.
– Катерина, – произнесла я, картавя на американский манер.
– Ух ты! – обрадовался он. – Катерина! Как святую! Здорово, Святая Катерина! А про «Колесо Катерины» знаешь? Это тоже в ее честь.
– Что это?
– Это средневековая пытка. Инквизиция, слыхала? Тоже ваши ребята… Так вот, инквизиторы привязывали человека к колесу и железными палками били его до тех пор, пока не ломали все кости. Класс, да?! Все кости к чертовой матери…
Он сипло засмеялся, потом закашлялся.
– Мы принесли благую весть… – повторила мать, она не знала, куда поставить кружку с кофе. – Благую весть о Божьей любви.
– Ух ты! Какой класс! А как насчет ада?
– Ада нет! – гордо заявила мать, точно операция по ликвидации ада проводилась под ее личным командованием.
– Вот как! А куда грешников девать будете, что для них?
– Ничего. Пустота. Черная бесконечность.
– Ничего?
– Ничего.
– Ни серы, ни пламени? Ни чертей с трезубцами?
Мама отрицательно покачала головой.
– Просто пустота… – задумчиво произнес хозяин, точно прикидывая что-то.
Мать кивнула.
– Пустота… А что, – он отхлебнул кофе, – не так уж и плохо.
– Нет, плохо. Ведь альтернатива – вечное блаженство. Райская благодать рядом со всемогущим и милосердным Творцом вселенной. Это ли не счастье – вечная жизнь у Бога под крылом?
Она пристроила кружку на край старого буфета. Тут же, на клетчатом кухонном полотенце, лежало круглое зеркало, испачканное белой дрянью, вроде соды или пудры. Я сжимала свою кружку немыми пальцами, искоса поглядывая на хозяина.
– Значит, ада нет… – Он запнулся, хмыкнув, хитро спросил: – А как же конец света?
– Грядет… – неопределенно ответила мать.
– Когда?
– Скоро. Все в руках Божьих.
– Я слышал, конец света обещали несколько лет назад, да что-то там не сложилось у вашего Бога.
– Иегова безгрешен. Люди совершают ошибки, люди неправильно интерпретируют божественные знаки. Так всегда было. Человек порочен по своей природе, он должен покаяться и заслужить любовь Бога. И тогда…