Запыхавшись, Дэви подбежал к косцам. На лице Кена было холодное, осуждающее выражение – он обиделся, что Дэви бросил его одного. Но Дэви ожесточенно поддернул штаны, схватил вилы и, вскарабкавшись на стог, стал рядом с братом.
Сегодня за Кеном было трудно угнаться, ибо каждый раз, втыкая вилы в сено, он мысленно пронзал старого жирного негодяя – дядю Джорджа. Конечно, подумал Дэви, если ты поклялся убить человека в следующий же раз, когда он хлестнет тебя ремнем, и если этот раз наступит через несколько часов, так лучше попрактиковаться заранее. Дядя Джордж тоже, наверное, практиковался. Он пообещал сегодня в семь часов спустить с Кена шкуру, а дядя Джордж, как известно, любит ко всему готовиться заранее. В крошечной частице сердца Дэви, которая не была отдана Кену, трепетала жгучая радость – слава богу, сегодня порка ему не грозит.
Наконец с севера потянуло прохладой, жара начала спадать, приближался вечер. Косцы распрямили уставшие спины, опустили занемевшие руки. Они взмокли от пота. Дядя Джордж промакнул рубашкой жирную вспотевшую грудь и бросил на Дави взгляд, под которым мальчик всегда холодел от страха.
– Вечером останешься с братом, – монотонно сказал дядя Джордж. – Когда тебя посылают за оселком, надо бежать во весь дух туда и обратно. На этой ферме все обязаны работать. И ты, Дэвид, обязан, и ты, Кеннет, и сестре скажите, что она тоже обязана работать. – Дядя Джордж немного помолчал. – Вы сами между собой решите, кого пороть первым.
Лицо Дэви было так же бесстрастно, как лицо его дяди, но в животе у него что-то сжалось. Мальчики отстали от косцов. Кен крепко стиснул руку Дэви. Краешком глаза Дэви увидел его лицо, напряженное, осунувшееся, похорошевшее от отчаяния. Дэви знал: такое выражение появлялось у Кена, когда он до предела напрягал силы, чтобы выдержать какое-то тайное испытание, которому он подвергал себя. И Кен всегда выдерживал.
– Я буду первым, чтобы покончить с ним сразу, – прошептал Кен.
– Неужели ты это сделаешь?
– Я же сказал. – Кен злился, словно поняв, что данное им обещание оказалось ловушкой, из которой теперь не выскочишь. – Раз сказал, значит сделаю. Помни, я первый.
За ужином в кухне все молчали, кроме дяди Джорджа. Марго едва исполнилось шестнадцать лет, но так как на неё была возложена вся стряпня, то она сидела в конце стола, как полагается взрослой женщине. Глаза её смотрели сурово и злобно – из-за братьев, – и от этого она выглядела гораздо старше своих лет. Дядя Джордж восседал во главе стола на специально приспособленном для его громоздкой туши стуле с расширенным сиденьем и подпорками внизу. Дядин грохочущий голос, громкий и зычный, терзал взвинченные нервы Дэви, но мальчик не был способен ни заметить, ни понять, что дядя словно оправдывался перед кем-то, с горечью перечисляя неудачи, из которых состояла жизнь Джорджа Мэллори.
Дядя Джордж стиснул могучие кулаки и поглядел на детей с бессильным гневом. Все сидели молча. Кухонные часы показывали без пяти семь. И вдруг вечерняя тишина сменилась полным безмолвием. Пыхтенье двигателя стало таким привычным звуком на ферме, что внезапно наступившая тишина походила на возглас удивления.
– Генератор остановился, – сказала Марго.
Всё внутри у Дэви запело от торжества. Он сделал нечто такое, на что никогда не осмелился бы Кен, и сделал это один, без посторонней помощи. В эту секунду его уже не тревожило, будет дядя Джордж пороть их или нет, ничто не могло нарушить его ликующей убежденности в том, что наконец-то из них двоих он стал главным.
Дядя Джордж обвел детей взглядом, и Дэви увидел, какую ненависть вызывает у него их исступленная привязанность друг к другу. Он знаком велел им убираться прочь: починка генератора важнее, чем расправа с племянниками.
Мальчики помчались под косыми лучами солнца, стлавшимися по полю, как золотистый дым. Кен точно опьянел от ощущения свободы. Он бежал, спотыкаясь, делая большие прыжки, хотя перепрыгивать было нечего.
– Вот повезло! – хохотал он. – Если б генератор не испортился, этот старый негодяй лежал бы сейчас мертвым, с вилами в брюхе!
Несколько часов назад эта угроза прозвучала бы, как приговор неумолимой судьбы. Сейчас в устах мальчика, который был не выше его ростом, она показалась Дэви попросту глупой.
– Везенье тут ни при чём, Кен. Это сделал я. Я устроил короткое замыкание.
– Ты? Что за черт, ты же всё время был в кухне!
– В том-то и дело! Помнишь, мы видели в «Попьюлер мекэникс» схему, которую немцы применили для какой-то своей бомбы? Я приспособил наши старые часы и сделал так, что стрелки заземлили ток ровно в семь. Там только сгорел предохранитель. У нас ещё уйма времени.
В хибарке Кен осмотрел часы и провода, а Дэви, даже не спросив позволения, вытащил из потайного места коробку, куда Кен припрятывал окурки, и закурил. Когда вспыхнула спичка, Кен искоса взглянул на брата, но ничего не сказал и снова нагнулся над будильником.
– Как это не пришло мне в голову? – негромко сказал Кен. – Теперь мы можем устраивать это в любое время, когда захотим. Давай расскажем Марго, что мы придумали!
Они ждали часа два, пока исправят генератор, затем пошли домой. Дэви молчал, думая о том, насколько по-другому выглядят люди, когда ты становишься одного роста с ними.
Третий этаж каркасного дома так и не был достроен до конца. Дядя Джордж разделил помещение на две половины занавеской из белой марли. По одну сторону занавески находилась раскладушка Марго, по другую – матрац, где спали мальчики. Впрочем, эта перегородка была им совершенно не нужна: когда весь дом засыпал, дети в темноте сбивались в кучку, и Марго рассказывала братьям чудесные истории о том, как они будут жить втроем, сами по себе. Но если Марго, пока их не смаривала дремота, одинаково по-матерински относилась к обоим мальчикам, то ласковое «спокойной ночи» говорила напоследок только Кену.
Марго ждала братьев наверху, в синем сумраке, стоя на коленях у матраца, в вылинявшей нижней юбочке, которую надевала вместо ночной рубашки. Выслушав мальчиков, она тихонько рассмеялась, порывисто привлекла к себе Дэви и с гордостью поцеловала, а он инстинктивно прижался к сестре, обхватив руками её тоненькую талию.
– А почему бы нам не убежать отсюда? – сказал он. Это была любимая мечта Марго, и Дэви хотел сделать ей приятное. – Давайте как-нибудь ночью выключим генератор и сбежим. Ведь тут нам будет с каждым днем хуже.
– Не беспокойся, – резко сказал Кен, следя глазами за братом. – Вот я прикончу дядю Джорджа, и всё будет хорошо.
– Да брось ты! – Дэви отодвинулся от Марго, и руке его, лежащей на талии сестры, стало неловко, но он не мог заставить себя убрать её. – Никогда ты его не убьешь, нечего и думать об этом.
– Я сказал: убью, значит – убью.
– Прекрати, Кен, – вмешалась Марго. – Всё это глупости – и больше ничего. Дэви прав. Если я набавлю себе год, то, может, найду какую-нибудь работу, и тогда вы поступите в настоящую школу.
– В школу!.. – иронически протянул Дэви. – Мы все можем поступить на работу.
– Нет, вы пойдете в школу! – резко возразила Марго. – Оба пойдете. Вы думаете, можно выйти в люди и заниматься изобретениями без всякого образования? И в колледж вы тоже пойдете.
– Эдисон никогда не учился в колледже, – сказал Дэви.
Марго нетерпеливо передернула плечами, рука Дэви сама собой соскользнула с её талии, и ему стало обидно – он почувствовал себя отстраненным. А ведь он вовсе не собирался с ней спорить.
– Мне-то всё равно, что ни делать, – продолжала Марго. – Но вы, мальчики, должны стать большими людьми – больше, чем Эдисон!
– Мы можем починить ту старую калошу, что стоит в сарае, – порывисто воскликнул Дэви, стремясь заслужить её прощение. Он начал придумывать план бегства во всех подробностях, сам не веря в его реальность, и был поражен, когда Марго сказала:
– Давай так и сделаем, Дэви, давай!
Дэви открыл рот от удивления, поняв, что это он придумал план решительного бунта против дяди Джорджа. Кен должен был сделать это, но Кен молчал. Дэви выждал, однако Кен ничем не показал, что желает возглавить это предприятие; тогда Дэви придвинулся ближе к Марго. До поздней ночи они обсуждали план бегства и наконец улеглись спать. Но прежде чем Марго успела отвернуться, Дэви приподнялся на локте и дотронулся до её обнаженной руки.