— Не поехал бы я на свадьбу Юрия, спас бы от огня книги, — обернувшись к жене, уже в который раз вспоминал Константин о потере.
Та, тихая, ласковая, поглаживая по волосам сидящего у нее на коленях Василька, успокоила мужа:
— Да будет тебе сокрушаться, князь. На то воля Господня. Знать, так тому и быть. Прогневил народ ростовский Господа нашего, потому и наказан огнем.
— Может, и так, — согласился Константин. — А был бы Ростов, что Володимир, из камня и устоял бы. Надобно строить город каменный, чтобы от ворога и от лиха всякого защитил.
— Из камня хорошо, да долго. Вон ты церковь Успения заложил, а стены доселе не поставлены. Была бы из дерева…
— Из дерева срубленных стояло пятнадцать церквей, — перебил Константин жену, — а где они сейчас? В огне сгинули! Нет! И церкви, и детинец, и стены строить из камня надобно.
— А надо ли, князюшко? — вкрадчивым голосом спросила Агафья. — Великий князь плох. Любаша мне говорила, что скоро Господь призовет его. Тебе во Владимир ехать, на великий стол вместо отца садиться. Ростов все едино в удел кому из братьев отдашь. Пусть тот и печется о стенах его.
— Все так, — кивнул Константин, — да не совсем. Братьев у меня много, всем уделы подавай, а что сыновьям моим останется? Скоро и у братьев дети появятся, им тоже уделы в кормление нужны. Здесь надобно крепко думать: как землю володимирскую под свою руку взять, чтобы не отец, я братьям своим уделы давал, а они мне за то служили.
— Неужто супротив воли батюшки пойдешь, братьев обделишь? — воскликнула испуганно Агафья.
— Еще не решил. Думать надобно, да и великий князь еще в здравии.
Константин посмотрел в окно.
— Боярин Никита поспешает. Поди, опять уговаривать меня будет Ростов стольным городом сделать, не ехать во Владимир княжить. Я еще не великий князь, а бояре мои мешкотню завели, возвыситься хотят. И то, Ростов-то старше Володимира, да беднее. Суздаль и та под крылышком великого князя расцвела. Один Богородице-Рождественский собор чего стоит. Вот и славно бы было, ежели Василька на володимирский стол посадить, а младшенького — Всеволода — да на суздальский.
— Малы же еще, — возразила мужу Агафья.
— Так что с того! Бояре присмотрят. Ну, будет о том. Пойди, Агафьюшка, к себе в светелку, мне с Никитой поговорить надобно. Вон он уже топочет по лестнице.
Боярин Никита был дороден, грузен, волосат. Его огромная борода, перепутанная ветром, вздыбилась, отчего казался он сердитым и обиженным. Отдышавшись и смахнув пот со лба, боярин ввалился в светлицу.
— Дозволь, государь? — прогудел он. — Прости, что рано потревожил.
Никита поклонился, как мог, мешал поклону внушительных размеров живот, и, посмотрев на столец, попросил:
— Мочи нет, присесть бы.
Константин разрешающе кивнул.
— С чем пришел? Не звал я тебя ноне, — усаживаясь в стоявшее у окна кресло, спросил князь.
— С радостью, государь. С радостью, — прогудел Никита. — Ввечер посыльщик был из Киева от митрополита Матфея. Ты почивал уже, потому тревожить тебя не решились. А посыльщик тот привез тебе, государь, подарок. Зело хорош!
— И что за подарок?
— Книги.
— Книги? — встрепенулся князь. — И много? Где они?
Боярин Никита, видя, как обрадовался князь, плутовато улыбнулся и, довольный тем, что угодил Константину, пояснил:
— На твоем дворе, государь. Митрополит киевский прислал в дар целый возок, аж сорок книг!
— Знатный подарок. Не иначе, митрополит чего-то желает за свою щедрость. Так ли?
— Так, государь, — затряс бородой Никита. — Посыльщик тот молчит и письма от митрополита не привез, но я дознался: хочет митрополит своего епископа поставить вместо Иоанна Владимирского. Вот и подарки шлет, знает, чем тебя порадовать, государь.
Приятной истомой защемило сердце: «Еще не великий князь, а уже дружбы моей ищут».
— Есть еще одна новость: с посыльщиком приехал сын князя Рюрика Ингварь. Ты уж прости, государь, мы его вчера с воеводой Данилой попотчевали малость, так он сейчас отсыпается.
— А этот с чем пожаловал? — озадаченно нахмурил лоб Константин.
— То мне неведомо. Не открылся молодец. Силен оказался в питии.