Только нужно ли это другим, вот в чем суть!
Считаешь, что стройка твоя — чуть ли не пуп земли, а тут вон, в Орджоникидзе, прилепили на карту Родины этот, никому не известный Максимкин Яр…
И опять я прислушивался к доносившимся из-за Терека тонким крикам павлинов. И опять мне казалось, что перья жар-птицы ищу я вовсе не в том краю. Что на самом-то деле в старом вазоне, повернутом к стенке отбитым краем, стоят они на комоде в моем родительском доме…
Назавтра, когда мы осматривали красоты Дарьяльского ущелья, я измучил Алана ворчаньем: «Знаем мы эти сибирские штучки, знаем!.. Десяток лет ходили на глухариный ток в Горков пал, так место называется, а потом кто-то из ребят спросил старика-охотника, нашего друга: а откуда название, дедушка?.. А дед — книжник, мудрено любит сказать. В тридцатых годах жил, говорит, в селе н е к т о Егорка. Мужичонка пропащий, лентяй из лентяев. В сельсовете работал сторожем. А супруга была с характером, и здоровьем бог не обидел, так она что?.. Егорку своего и грибы собирать, и ягоду брать, и шишковать силой заставляла. Чуть не за воротник приведет в тайгу, возьмет палку потолще: а ну-ка, полезай на кедру́!.. А куда деваться: плачет, а лезет!.. Вот так однажды загнала его, а он там на кедре́ зацепился поясом да и уснул. А супруга-то раскусила да ка-ак крикнет! Он с перепугу и упал… Во-он с той, показывает, кедры́! Так теперь место и называется: Егорка упал. Представляешь?! Увековечили, как же! На карте у вертолетчиков сейчас значится: Горков пал. Так небось и с этим вашим Максимкой. Жил н е к т о Максимка. Однажды шел мимо яра. Под этим делом, конечно. Ну и, понятно, загремел!»
Друг мой вскидывается: «Сказал тебе: выясняем».
На третий день, когда я уже собирал чемодан, в номер «Владикавказа» ко мне он вошел радостный, но голос, когда стал говорить, был отчего-то виноватый: «Понимаешь, какое дело… Разыскали чеканщика. Парнишка уже в годах. Осетин. Оказывается, он работал там, в Максимкином Яре! На машине ездил. А потом попал в пургу, заблудился, и мотор отказал. А одна сибирячка его спасла, снегом оттерла, спирту дала, накормила пельменями… по-моему, у них любовь там была, понимаешь?..»
Не знаю, чего ожидал от меня мой друг, но я вдруг бросился обнимать его.
Прощаясь в тот раз, мы подняли тост за этот прекрасный, будь он неладен, за этот маленький и великий Максимкин Яр. За то, чтобы видения нашей юности, которые приходят к каждому, у кого есть сердце, были исцеляющи и всегда прозрачно-чисты и чтобы они поддерживали нас в минуту печали.
И чтобы всех нас как можно дольше хранил добрый бог осетин Уастарджи — разве все мы не путники на нашей теплой и все еще пока зеленой Земле?..
ТУДА! ТУДА!..
Отчего так бывает, что в самые светлые деньки своей жизни ты вдруг ощутишь тоскливый холодок далекой беды и сам себе напророчишь несчастье?..
А дни тогда были и действительно светлые.
Ослепительными утрами в августе солнце поднималось над влажными от росы, еще густыми садами, посреди которых на обитых почерневшей фанерою или обтянутых полиэтиленовой пленкой кабинках для душа матово-серебристыми запотелыми дольками лежали отслужившие свое баки истребителей…
Может, поэтому казалось, будто маленький этот городок замер на взлетной полосе и вслед за стаями своих турманов тоже вот-вот взовьется в бездонную голубизну неба.
Но припекало солнце. Высыхали крапленные краснобокими яблоками кроны. Возвращались на крыши турманы. Накалялись дюралевые стенки баков с протухающей водой.
И к вечеру в застоялой духоте, замешенной на гретом аромате от виноградников, нет-нет и ощущался около дворов пробивающийся сквозь острую хлорку запашок, услышав который ты вдруг думал с невольною усмешкой: «Нет! Никуда этот городишко с набитым сытно брюшком не улетит!»
И весело думалось, и грустно: ну, а куда ему, собственно, лететь?.. И — зачем?!
Прошедшая «и Крым, и Нарым» шоферская братия, за легким заработком пригонявшая сюда рефрижераторы чуть ли не со всех концов света, благополучно миновав все заслоны, только что вывезла на Север помидоры со всей округи… Только-только в длинных цумовских очередях отстояли эти гордые красавцы, которых ты тут ни за что не увидишь не то что с хозяйственною сумкой, но даже с портфелем: а вдруг подумают, что в нем, кроме всего прочего, лежат покупки из гастронома и что ты, выходит, помогаешь своей жене?! Только успели в гумовском туалете доругаться с цыганками да с теми, кто под них работает, горластые кубанские тетки…
А впереди еще столько щедрых земных даров!