Как шутила рыжая Ксюшка с ресепшн их Центра, ниже богадельни все равно не сошлют.
Да и возможная критика вообще не волновала. Когда Ольга затеяла постановку чрезвычайно сложной в исполнении «Артефакт-сюиты», она понимала: никто не будет ждать от ее подопечных даже намека на настоящий балетный рисунок. Нужны только драйв и кураж — а этого у ее труппы неожиданно оказалось в избытке. Плюс музыка Эвы Кроссман-Хехт (для обычного человека тяжелая, истеричная) почему-то действовала на ее танцоров магически. Готовы были слушать ее живьем, в записи, пять раз в день, десять, целиком и отрывками.
Никогда не знаешь, как жизнь повернется.
Каждый раз, когда выходила в изученной досконально партии виллисы из «Жизели» — тряслась отчаянно. Зато первая для нее лично (и в мире!) постановка балета для аутистов шла легко и приятно.
Для премьеры Антонина Валерьевна сняла Дом культуры, назвала журналистов, телевидение, директоров благотворительных фондов. Небольшой зал ломился — даже родители артистов поместились не все.
Пианисту Ольга строго наказала: ни в коем случае не пытаться, как положено в нормальном балете, подстраиваться под танцоров — но просто играть. А детям приказала: даже если забыл партию от начала и до конца — все равно двигаться. Сама она тоже вышла на сцену — в роли Другой. В Главном театре страны эту роль только примам доверяли, но Ольга под восхищенно-влюбленными взглядами своих артистов чувствовала, что ей бы сегодня и Плисецкая аплодировала.
Главное — кураж. Его они все поймали.
Самая необычная в мире «Артефакт-сюита» произвела фурор.
О ней рассказали вечерние новости на всех каналах, Интернет гудел, печатные издания восторгались. А рано утром Оле позвонили — она, уставшая и возбужденная после премьеры, забыла выключить на телефоне звук.
Девушка сонным голосом отозвалась:
— Алле?
— Убирайся отсюда со своими психами! — грубо рявкнули в трубку.
Ольга подскочила в постели. Запоздало посмотрела на определитель номера: скрыт.
Постаралась успокоиться, глубоко подышать. Выпила кофе. А когда выходила из квартиры, нога угодила во что-то склизкое. Дохлая, с размозженной головой крыса. Прямо под дверью.
Завизжала. Вернулась домой, тщательно вымыла обувь. Сменила колготки. Едва пришла на работу, бросилась к Антонине Валерьевне. Та взглянула в ее перепуганное лицо и сразу спросила:
— Дерьмо под дверь подбросили?
— Н-нет. К-крысу, — пробормотала девушка. — А от-ткуда в-вы знаете?
— Какой еще может быть реакция на удачную премьеру! — светски улыбнулась начальница. — Это хейтеры. Всегда оживляются, когда у нас что-то новое и удачное.
— Но кто они? И почему?!
— Можешь в Интернете посмотреть, — хладнокровно отозвалась Антонина Валерьевна. — Сторонники евгеники. Считают, что аутисты позорят и портят нацию. Их сайты закрывают за экстремизм, но они с новых выныривают. На самом деле просто подростки и придурки. Не бойся. Ничего они тебе не сделают.
— Но адрес мой узнали!
— Подумаешь, сложность! Если ты напротив Центра живешь!
— Значит, они следили за мной?!
— Ольга, прекрати истерить, — повысила голос начальница. — И помни простую истину. Если собака лает — она не укусит.
— Вам хорошо, вы смелая… — жалобно произнесла Оля.
Вышла из кабинета начальницы и немедленно позвонила Георгию. Жених только неделю назад уехал в Псков — помощники с руководством столовой не справлялись, — но выслушал ее и обещал примчаться завтра же.
— Ой, Гош, не надо, — смутилась девушка. — Шефиня говорит, они безопасные.
— И что? Даже просто пугать тебя я тоже никому не позволю!
«Какой он хороший! — наполнилось теплом сердце. — Одну только ночь пережить, а завтра Гошик из любого хейтера отбивную сделает».
День выдался суматошный. Родители пациентов то и дело прорывались благодарить, приезжали пропустившие премьеру журналисты, а часов в пять позвонила начальница, триумфальным голосом молвила:
— Главный театр страны на сегодня нам двадцать билетов выделил. На «Баядерку», в партер. Там номинал — пятнадцать тысяч!
— Знаю, — усмехнулась Оля, еще недавно танцевавшая в третьей вариации картины «Тени».
— Штук десять я нужным людям раздам, — деловито произнесла Антонина Валерьевна, — а остальные ты забирай.
— Зачем они мне?
— Артистов своих сводишь.
— Да они не выдержат «Баядерку»! Сложный, длинный балет.
— Ты что, не понимаешь? Они должны сходить.