— Не заметил, — честно признался я ему. В самом деле, я не обратил внимания, кто там приехал с подполковником. Я чувствовал себя разбитым, и в голове моей не было ничего, кроме тяжелых мыслей. До того ли было? Я стал вертеть головой, но ни Харевича, ни его подчиненных я не увидел. Они, видимо, были заняты разгрузкой «уазиков». Я не знал, что мне делать. Потом все же решил, что мне необходимо сходить в свою палатку и отыскать гимнастерку, которую я впопыхах не успел давеча надеть на себя.
— Сейчас вернусь, — сказал я Савельеву. — А ты, капитан, когда приведешь себя в порядок, займись лазаретом. Собери начальников батальонных медпунктов — пусть они выделят тебе людей. Нужно срочно оборудовать операционные, а еще нужно начинать территорию приводить в порядок. Остальные санинструкторы и санитары пусть продолжают заниматься поиском раненых. Чтоб ни один человек не шлялся без дела, ты меня понял? Ну, коли понял, выполняй.
После этого я зашагал вдоль строя палаток. Я шел и не узнавал свой лагерь. Многие палатки были сорваны с кольев и грудой валялись на земле. Других и след простыл — на их месте дымились уголья. Моей палатке повезло, она осталась цела, только в нескольких местах была прошита автоматными очередями. Отыскав свою гимнастерку, я, прежде чем напялить ее на себя, умылся, использовав для этого питьевую воду, которая постоянно хранилась у нас в пластиковых бутылках из-под напитка, а затем уже оделся. Так что в лазарет я прибыл при полном, как говорится, параде.
— Гляди-ка, а он ничего, — неожиданно услышал я позади себя женский голос. Я обернулся и увидел двух молодых сержантов женского пола. Они улыбались, глядя на меня.
Я кивнул им и отвернулся, но тут же услышал голос другой барышни:
— Он мне больше нравился, когда был измазюкан кровью…
— Ты что такое говоришь, подруга? Тогда он был похож на мясника, — снова раздался голос первой барышни.
— Нет, то был настоящий хирург, а сейчас я вижу обыкновенного херувима, — усмехнулась другая.
Не желая слушать всякую чепуху, я отправился туда, где мои люди ставили палатки под операционные.
Где-то через полчаса, разделившись на бригады, мы начали оперировать. В палатке, где разместилась моя операционная, было довольно уютно и тепло. Бойцы запустили бензогенератор, протянули провода и подключили свет. В операционной стояло два стола, накрытых белыми простынями. Возле одного устроился я, другой стол был отдан в распоряжение капитана Лаврова, круглолицего близорукого брюнета, на носу которого висели тяжелые роговые очки. Он выглядел заправским хирургом: на нем была бирюзового цвета рубаха и такого же цвета штаны, а голову его венчал высокий колпак. По сравнению с ним я выглядел уездным лекарем, одетым в обыкновенный белый халат, который мне принес Савельев.
В палатку зашел Харевич. Он привел двух барышень, которые еще некоторое время назад несли за моей спиной всякий вздор.
— Вот, майор, выбирай любую, — сказал он мне и улыбнулся. — Обе хорошие операционные сестры.
Я растерялся. Я глядел на женщин и не видел их.
— Ну же, поторапливайся, майор, — нетерпеливо произнес начальник медсанбата. — Какую оставляешь?
И тут я неожиданно для себя спросил, обращаясь к барышням:
— Кто из вас сказал, что я похож на херувима?
Подполковник с удивлением посмотрел на меня — он ничего не понимал. Но женщины поняли меня.
— Я, — негромко призналась одна из них. Это была высокая барышня с тонкими чертами лица и умным, чуть ироничным взглядом. На ней, как и на капитане Лаврове, была операционная униформа — бирюзовые рубаха, штаны и колпак.
— Вот вы и останетесь здесь, — буркнул я и бросил мимолетный взгляд на другую медсестру. Та была ниже своей подруги, но удивляли ее формы — она могла стать желанной для многих мужчин. Я подумал: а почему я выбрал не ее, но тут же мысленно одернул себя. Нас ждали раненые, а я думал черт знает о чем.
Харевич, забрав с собой вторую девушку, удалился, а мы приступили к работе. На двух хирургов у нас была одна сестричка, но она прекрасно справлялась со своими обязанностями. К моему удивлению, эта на первый взгляд чуть высокомерная и ироничная барышня оказалась неплохим работником. Она совершенно не могла стоять на месте. Она действовала подчеркнуто грамотно и проворно, успевая выполнять указания обоих хирургов.
Первым, кого санитары доставили на мой стол, был солдатик, которому пуля угодила в живот. Ему не повезло: пуля оказалась со смещенным центром тяжести, она разворотила ему всю брюшину и, пробив диафрагму и легкое, вышла под правым соском. Я понял, что с парнем придется повозиться. Лаврову повезло больше: на его столе оказался прапорщик из ремонтной роты. У него осколком гранаты была перебита берцовая кость. Классическая работа для травматолога, но здесь, на войне, каждый врач одновременно является и травматологом, и урологом, и стоматологом, и нейрохирургом — иначе нельзя. Не умеешь чего-то делать — сама жизнь тебя научит. Я умел делать многое, но не все. И я учился делать все. Мы все здесь учились делать все. И Лавров не исключение.