— Ты хочешь сказать, майор, что все мы здесь дикари? — удивленно посмотрел на меня Харевич.
— Вот именно, — подала вдруг голос Леля. — И мы, и чеченцы — настоящие дикари. Цивилизованные люди сидят дома и смотрят телевизор.
Ее довод был существенным. Все заулыбались. Этим и закончился разговор о дикарях.
— А не заварить ли нам чайку? — неожиданно предлагает Савельев. — Мой начальник Дмитрий Алексеевич Жигарев хочет угостить вас настоящим цейлонским чаем.
Илона быстро перевела на меня свой взгляд.
«Значит, вы Дмитрий Алексеевич?» — прочитал я в ее глазах.
Я улыбнулся.
Потом мы пили чай. Чай был крепким и душистым. Потом все снова о чем-то говорили. Водка сделала свое дело. Воспользовавшись тем, что все были пьяны, я вышел из палатки. День потихоньку догорал. За последними рядами палаток виднелась непашь, по которой чеченец Хасан гнал в сторону аула скотину. Где-то в поле гудел трактор — крестьяне еще не закончили поднимать зябь. Со стороны аула слышался призывный голос муллы: «Аллах акбар!.. Аллах акбар!..»
Следом за мной из палатки вышла Илона. Я знал, что она выйдет. Я просто был в этом уверен. Ведь мы должны были проститься. Я улыбнулся ей, и мы, не сговариваясь, побрели в сторону луговины. Где-то за спиной остались привычные армейские заботы, осталась суета и безнадежность. Мы уходили от всего этого. Нам было хорошо вдвоем.
— Почему вы в прошлый раз так тяжело вздохнули? — неожиданно спросила она меня.
Я не понимал, о чем это она.
— Когда это было? — спросил я.
— Я видела… Вы вздохнули, — произнесла она. — Ну тогда, когда старик принес мертвого мальчика… О чем вы тогда подумали?
Я вспомнил.
— Я подумал о своей дочке, — сказал я.
— У вас есть дочь? — спросила она.
— Она живет не со мной. У нее теперь другой отец.
— Вы разошлись с женой?
— Она от меня ушла.
Мы помолчали. Под ногами шуршала пожухлая трава. Дождь прекратился. Было тихо и спокойно вокруг. И лишь гортанный голос Хасана нарушал тишину.
— Ить, ить! — кричал он и громко хлопал длинным кнутом. Скот шарахался от этого звука и делал торопливые перебежки в сторону аула. Впереди бежали коровы, за ними овцы.
Мы шли прямо на чабана, даже не замечая этого.
— Ить, ить! — кричал он и снова хлопал кнутом.
Наши пути чуть было не пересеклись. Мы остановились и стали наблюдать за Хасаном. Проезжая мимо нас, он с силой потянул на себя поводья, и чалая его встала на дыбы. Он метнул в нашу сторону полный ненависти взгляд. А быть может, мне это только показалось? Но и Илона восприняла его взгляд, как вызов.
— Какой он страшный, — прошептала Илона и прижалась ко мне своим плечом.
Хасан и в самом деле был страшен. Его баранья мохнатая шапка была глубоко посажена на череп и почти закрывала глаза. Абрек, ей-богу, абрек! — подумал я. Что у него сейчас на уме? Смотрит, словно сожрать нас готов.
— Здравствуй, Хасан! — поприветствовал я его. Он не ответил, а только дико гикнул и, в бессильной злобе стегнув лошадь плетью, помчался вслед за своим стадом.
— Мы враги для него, — сказала Илона.
— Да, враги, — согласился я.
— Это плохо, — вздохнула Илона.
— Плохо, очень плохо. И самое главное, мы это понимаем, но ничего поделать не можем. Проклятая война, — сказал я.
Мы снова замолчали. Мы шли и глядели себе под ноги Пахло пожухлой травой и далеким-далеким детством. В груди у меня защемило.
— Жалко… — неожиданно сказал я.
— Вы это о чем? — спросила она.
— Я о солдатике — помните? Его мы оперировали первым.
— Да, помню… У него было ранение в живот, — сказала она.
— Савельев сказал мне, что он умер, — совершенно чужим голосом произнес я. — А ведь мы так старались, мы так хотели его спасти. И других мы хотели спасти, но спасли не всех. Больно… Проклятая война! — в сердцах воскликнул я.
Она порывисто вздохнула. Я взглянул на нее и понял, что мы чувствовали одно и то же. Я с благодарностью пожал ее тонкую теплую руку.
ЧАСТЬ II
XIV
Они уехали. Я даже не успел как следует поговорить с Илоной. Вышел Харевич и позвал ее. Мы были далеко, но услышали его голос.
— Пора, — сказал подполковник. — Дорога дальняя — надо ехать.
На прощание она пожала мне руку.
— Когда-нибудь, может, встретимся, — сказала она.
— Приезжайте, Илона, — сказал я ей.
— Нет, лучше вы приезжайте. У нас тише, — улыбнулась она.