Таков, в частности, брат Аркашка, такова, если честно, и «мать Мария». Да, вообще-то, дочь Танюшка тоже, увы, недалеко ушла и с годами, скорей всего, полностью сольется со стандартом, на который никакого — ну, во всяком случае, положительного — влияния даже капитализм не оказал.
В итоге их совместное согласованное резюме получилось довольно противоречивым — Мишка же формулировал, а его формулировки часто этим страдали. И в самом сжатом виде звучало так: «Отнюдь не обязательно Танькин суженый, женившись, сразу рванет жену в культурном плане догонять, а, с другой стороны, если он чуток помедлит, то, весьма вероятно, догонять станет уж некого». Если совсем уж коротко: «Чему быть — того не миновать. Пускай женятся. Тем более что ни запретов, ни советов, если советы и запреты будут противоречить большому светлому чувству, детки так и так слушать не будут». Но главное — хорошие ведь детки-то, и нечего Бога гневить…
И, одним словом, сладилось. Свадьбу справили как положено…
Забавно, что сперва молодые намеревались с детьми повременить, прежде на ноги как следует встать, создать достойную современной семьи материальную базу, чтоб ни родителям, ни государству в рот не глядеть, хотя, конечно, жилье для семьи молодой специалистки оно предоставить обязано, а там пускай катится.
Государство, временно якобы, комнату отвалило в малосемейке. Все легче — на автобусах не трястись. Леня тоже в городе устроился. И вот однажды приезжают, как обычно, к предкам на выходные. Нормальной домашней еды поесть. Сами-то — пока настроятся. Да и расслабиться в привычной обстановке. Но вдруг — оба мрачней тучи!
— Что случилось, ребята?!
— Ничего, — сказал Леонид.
— Я — беременна… — едва выдохнула Татьяна и — в слезы.
Мария Сергеевна еще рта раскрыть не успела, а Мишка уже во все горло ржал, сидя на диване и раскачиваясь из стороны в сторону.
Пришлось всем дожидаться, пока он навеселится да объяснит причину столь безудержного веселья, когда у людей большое горе.
И Михаил, сообразив, что испытывать терпение близких больше нельзя, ржанье свое разом оборвал, слезы вытер и говорит:
— Да, незадача, действительно. Как же мы забыли вас просветить, что с женщинами, тем более замужними, такое случается?…
Но серьезности тона не выдержал, засмеялся снова, только уже тише да интеллигентней, засмеялся, сквозь смех приговаривая:
— Ну, молодцы, ну, уважили — и посмешили, и порадовали… Это ж замечательно, ребята, размножаться, чтоб вы знали, — самое важное дело на земле! На порядок важней — вы сами-то в этом еще не скоро убедитесь — всякой карьеры и денег… А хохотал я потому — слышь, мать, — что вы, такие грамотные да современные, залетели, как подростки-несмышленыши! Как мы с мамой Машей когда-то…
Словом, через несколько месяцев пришлось дочке работу на продолжительное время оставить. В большом городе, в сущности, тоже нечего делать стало — такой работы, какую Ленчик делать предпочитал, а предпочитал он большие грузовики по дорогам страны гонять, было и в родном городке предостаточно.
Оставили и малосемейку девятиметровую, не успев почувствовать себя в ней, как дома. Вернулись поближе к родителям. Сняли аж двухкомнатную «хоромину» в неблагоустроенной, правда, коммуналке — в такой же точно Татьянино детство прошло. Ответственные квартиросъемщики «хоромины» длинный рубль зашибали на северах, а площадь сдавала уполномоченная на это дело старушка, чрезвычайно требовательная относительно порядка в помещении. Собственно, эта старушка сдала комнаты не молодой семье непосредственно, а внушающей доверие Марии Сергеевне под ее персональную гарантию. Будто, ей-богу, номер «люкс» в пятизвездочном отеле, а не централизованно отапливаемое пространство, провонявшее керосином и содержимым выгребной ямы под окнами.
Там первый внучек Марии Сергеевны да Михаила Федоровича Федюня и родился. А им, следовательно, в совокупности восемьдесят два стукнуло. Еще ничего — сходно. Могло бы раньше случиться, если бы дочь не выросла серьезней и ответственней своих родителей.
И не стала она в одиночку пестовать Федьку до трех лет, как закон в то время уже дозволял, только до года дома досидела в халате, шлепанцах и без сколь-нибудь конкретной прически. А едва сыну сравнялся один год — безжалостно турнула его в садик и поехала в свой банк, чтобы продолжить строительство карьеры, но, главным образом, выбить-таки, вырвать, выреветь полагающуюся жилую площадь. И уж, конечно, не в малосемейке, а отдельную, соответствующую численности семьи квадратуру.