И еще. Совсем однажды — голос Давида сквозь густую пелену тумана. Что-то непонятное, на чешском. Что-то, что разобрать в ее состоянии было невозможным.
А потом снова туман.
Сладкая пелена ваты, которая никак не хотела отпускать и свинцовая голова.
Окончательно брюнетке стало лучше только на пятый день. Горло почти не болело, жар спал, а ломота в мышцах беспокоила не больше чем надоедливый комар. Оля даже смогла самостоятельно встать с кровати и пройтись к огромному окну с рамой из светлого дерева, где чешский август не прекращал дарить свои жителям летние лучи солнечного тепла.
Позже Ангелина скажет (когда Оля научит ее русскому), что первая половина августа всегда изобильна осадками, особенно, в первую неделю. Она признается, что тот ливень действительно был чем-то из ряда вон, потому что обычно дожди в августе теплые и кратковременные. Но зато вторая половина месяца радует приятным количеством сухих и солнечных дней.
Настоящая осень в Праге начнется только ближе к октябрю, когда деревья начнут скидывать листву, а солнечных дней в месяце немного поуменьшится. Вот тогда в ход пойдут пальто и осенние шарфы. Удобная обувь и невероятно вкусный и ароматный кофе по вечерам.
Но это будет потом.
В то знаменательное утро, когда Ангелина пекла по-настоящему восхитительные булочки, запах свежей выпечки разносился по всей квартире, добравшись даже до ее комнаты. С силой ударив по Олиным обонятельным рецепторам, заставил почти вскочить с кровати, наспех умыться и умчаться вниз по лестнице, перепрыгивая ступени через одну и напевая рождественский мотивчик Криса Ри «Я еду домой на Рождество». Сама не понимала, почему на ум пришла именно эта песня, но Лебедева была так воодушевленна тем воскресным утром, что могла бы спеть что угодно, даже ту же «Аве Марию», которую не переносила с детства.
Самый вкусный в то утро запах приближался. Брюнетка даже прикрыла глаза от удовольствия и вдохнула еще глубже. И очень удивилась, когда не уловила пряных нот корицы и яблок, а резкий благоухающий запах парфюма. Парфюма, которыми точно не могли пахнуть булочки.
— Доброе утро.
Приоткрыла глаза, непонимающе уставившись на тонкий кашемировый свитер цвета хаки с высокой горловиной. Если поднять взгляд чуть выше, то можно совершенно точно увидеть внушительный разворот плеч и массивную грудь. А если приглядеться, то и почти каждый мускул торса.
Лебедева задрала голову, скользнув взглядом сначала на беспорядок на голове, спускаясь ниже к бровям, носу, губам. Очертила взглядом подбородок. И в последнюю очередь цепляясь за взгляд.
И внезапное осознание: они стоят неприлично близко. Так, что его размеренное дыхание шевелит ей волосы на макушке и так, что привстань она на носочках и подойти еще ближе на шаг, достанет носом ему до основания шеи.
Им бы отойти друг от друга, но почему-то никто из них не двигается и это понемногу начинает нервировать. Почему не посторонился Давид — загадка века, конечно. Но, святые панталоны, с ней-то что не так?! Почему она стоит истуканом и не может отойти?
Ответ один — гордость. Чистая, неприкрытая паутиной самолюбия, вышибающая с ног. Непоколебимая гордость.
Оля сжимает кулаки.
— Доброе утро. Уже уходишь? Я.. — не успевает даже договорить, замерев от неожиданности, потому что Волков внезапно делает совсем крохотный шаг к ней, становясь еще ближе. Хотя, куда уж ближе можно быть. Теперь она уже почти утыкается носом ему в грудь, стоит только немного наклониться вперед.
Что он хочет?
Что ты хочешь, Волков?
Руки спрятаны в карманах брюк. Он, мать его, спокоен как бык, а ее уже начинает потряхивать! Потому что Волков — чёртова неожиданность в квадрате.
— Как твое здоровье? — решает оставить ее вопрос без ответа и дотошно осматривает Олю. Словно она препарированная лягушка под микроскопом. Что с этим человеком блин не так?!
— Спасибо. Благодаря Ангелине уже лучше, — произнесено с несколько надменным видом. И мужчина, кажется, понимает что это камень в его огород. Потому что он навещал ее, от силы, один раз, заглянув на какие-то две минуты.
Просто интересно. Хоть какой-то червь совести зашевелиться в его голове? Нет?