— Что ж, я рад. Сегодня хорошая погода. Не стоит сидеть дома. Попроси Ангелину взять тебя с ней на рынок — с этими словами Давид обходит ее, обдавая острым мускатным парфюмом, направляясь к лестнице. И никакой тебе реакции на укол Оли. Просто ноль фиговых эмоций.
Ангелина же встретила ее на пороге кухни радостной улыбкой и пролепетала заплетающимся языком «Доброе утро». Эту фразу она научила экономку еще в первую неделю, как и все стандартные фразы. Изредка она их перекручивала, но это было делом поправимым.
А вот со словами посложнее пока было туго, но Оля знала — даже если времени у них в обрез, они все равно успеют. Должны успеть. Ведь потом начнется учеба и Лебедева утонет в студенческих буднях.
А она хотела найти общий язык с этой уютной женщиной, пусть и не с первого раза понравившейся ей. Один враг в этом доме у нее уже был.
Кстати, тот неприятный инцидент был волей случая и как объяснила потом Ангелина (по крайней мере, попыталась внятно объяснить) она просто испугалась, начитавшись в новостях об иностранных женщинах-аферистках, которые под предлогом родственниц проникали в дома и с завидной скоростью обчищали квартиры. "Бред сивой кобыли" — сначала подумала она. А потом собственноручно убедилась в правдивости этого бреда, просматривая новости.
— Сади-сь кушаться, — экономка вытерла руки об фартук, похлопала по высокому стулу и пошла вытаскивать следующую порцию булочек из духовки. Ну вот что за изумительный запах!
Когда прямо перед ней на тарелке выросло с десяток аппетитных булочек с яблоками, а через секунду на столе материализовалась ароматная чашка с какао, Оля подумала, что уже давно у нее не было такого чудесного утра. Ну это если не считать физиономии Давида прямо на входе в кухню. Но это такое.
Такими вещами у Ольги Александровой аппетит не отбить, тем более, если перед тобой самые вкусные булочки в мире.
Пока брюнетка жевала со скоростью света под бормотание женщины о том, что она слишком торопиться, в голову пришла совершенно неожиданная мысль, которую она тут же озвучила, обращаясь то ли к экономке, то ли к себе самой:
— А ведь я никогда не видела, чтобы Давид ел дома. Он ест только на работе?
Та только утвердительно закивала:
— Господин редко кушает дома. Иногда у себя в кабинете кофе и фрукты. У господина Давида сложная работа.
— Тогда для кого ты столько готовишь? Зачем так много булочек?
— Для вас, — Ангелина улыбнулась и принялась растачивать тесто. — Я никогда не готовила так мно-го. Господин Давид ест только в ресторанах. Но я очень ра-да, что теперь у миня есть кому готовить.
Она путалась в словах и заплетала их, но делала это настолько мило, что такую мелочь можно было простить. Зато ее руки делали с тестом что-то невообразимое. Была какая-то особенная магия в этом чудесном ритуале. Особенно если это делала вьетнамка.
Оля хмыкнула и подув на горячее какао, отпила:
— Ну и дурак настоящий. У тебя вон какие булочки вкусные. Хотя. Что еще можно ожидать от него? С такой отмороженной физиономией только в одиночестве и есть. Кто с таким человеком захочет за стол садиться.
На последних словах она заметила, что женщина как-то попритихла: прекратила месить тесто и затравлено посмотрела куда-то поверх олиной головы. Растеряно переводила взгляд то на нее, то на что-то за ее спиной. Или на кого-то.
Где-то на задворках мозга маленький червь по имени здравый рассудок остервенело завизжал «Дура!» и побежал вешаться, потому что не нужно было быть Вангой, чтобы догадаться кто стоял за ее спиной.
— Přijdu pozdě. Vyveď ze sklepa něco sedmdesát pátého roku. Vhodně suché. (Приду поздно. Вытащи из погреба что-нибудь семьдесят пятого года. Желательно сухое.)
Чёрт! Тысячу раз чёрт!
Оля сидела словно воды в рот набрала. С огромными от ужаса глазами, внимая каждой эмоции экономки. Но, к сожалению, ее способности в этом деликатном деле были достаточно ограниченными.
А потому когда Ангелина, согласно кивнув, произнесла «хорошо», а шаги за спиной начали удаляться в глубь квартиры, Лебедева еще раз убедилась в том, что ее сводный брат не иначе как замешан в чем-то темном и криминальном. А внутренние ощущения подводили Александрову редко. Либо же он вампир, так тихо подкрадывающийся со спины.
С резвостью горной козы она подскочила к шарахнувшейся от нее женщине и вцепилась в нее словно клещами:
— Что он сказал? Это что-то обо мне? Ну же, Ангелина! — любопытство съедало покруче всяких там червей.
А добрая вьетнамка в конец растерялась, пробормотав настолько тихо, что Лебедевой пришлось подсунуть свое правое ухо почти под рот женщины: