Она обожает подобные атмосферы, разве что без алкоголя.
Частенько они с Машкой так сидели в квартире Лебедевых по ночам. Главным местом встречи в ее домашнем гнёздышке на двенадцатом этаже становилась Олина комната. Приглушенные голоса, тихое шушуканье, сиденье на старом подоконнике и созерцание ночного города разливалось в сердце чем-то сладким, очень напоминающим плавленый зефир.
Эти воспоминания почему-то не давят глыбой, как бывает обычно. Они не похожи на переполненный едой желудок или что-то в этом роде.
Воспоминания просто парят как невесомость. Как напоминание на телефоне о дни рождении родственника. Или походе к стоматологу.
Но Оля не хочет сейчас окунаться в них слишком глубоко. Если продолжать рыть, там где стоят ограничения в целях безопасности, то в какой-то момент можно понять, что ты слишком низко и никто тебе не поможет.
Это прозвучит как самая смешная и детская отмазка, но ей кажется, что если она сейчас не прекратит рыть, то окажется абсолютно беззащитной. Перед Леоном, который внимательно наблюдает за ней в эту же минуту. Перед Давидом, который не против вывести ее из равновесия.
Поэтому Александрова решает не вспоминать, поднимаясь с насиженного места и взглядом вычисляя как без разрухи обойти этот о-чудо-дивный-столик-дизайнерской-отделки.
Хмельный дурман начинает ощущаться сейчас особенно остро — у нее кружиться голова, точно на каких-нибудь качелях! А миссия «выбраться из гостиной целой и невредимой» становиться все более невыполнима.
Она делает свои первые пробные шаги, чудом огибает уже знакомый нам о-чудо-дивный-столик-дизайнерской-отделки, чуть размытым взглядом мажет по креслу Давида и слышит в спину:
— Оставайся.
Брюнетка поворачивает голову в сторону мужчины. Тот откидывается на спину кресла, разводя руками.
— Я серьезно. Оставайся. Знаешь какое это занудство — пить в одиночестве?
— Даже не представляю. Но все-таки. Если Давид вернется, то прогонит меня прочь. Мне этого не надо, поэтому простите и спокойной ночи. Я пойду спать, — она отворачивается, устремляясь к выходу.
— Он не вернется сегодня. Я уже говорил тебе, — и снова слова в спину. Она дойдет сегодня до своей спальни или нет?
Чтобы ответить, приходиться повернуться к мужчине лицом. Это невежливо — разговаривать спиной к собеседнику.
— Вы уверены?
— Мне поклясться на Библии?
— Этого не требуется. — Оля решает выдвинуть последний аргумент, — разве вам с моим сводным братом не нужно на работу сегодня?
Мужчина кидает взгляд на наручные часы на левой руке. Господи, он еще и видит что-то в этой полутьме!
— Где-то приблизительно через три часа мы выдвигаемся. Но забудь об этом. Это уже не твоя забота, — улыбается краешком губ. И все-таки он не выглядит даже немного выпившим. Единственное — глаза горят как у чёрта.
Лебедева кидает последний взгляд на выход. Видит Господь, это судьба сводного брата сегодня такая — терпеть сразу двух женщин в один день. Поделом ему!
Вообще неизвестно как, но она все же умудряется пробраться к своему месту ничего не зацепив и не разбив. Прям чудо ночи.
— Хорошо, — соглашается, усаживаясь обратно, — но с вас обещанный мастер класс и кровное честное, что не скажите Давиду.
— Мое предложение поклясться на Библии все еще в силе. Ты можешь воспользоваться им в любой момент, — брюнет одобрительно хмыкает, подливая им еще немного напитка, а потом наклоняется к ее лицу. Сияющие глаза теперь так близко, что Оля может рассмотреть в них почти напуганную себя. От мужчины пахнет грехом. И это не Олино больное воображение. Наверное. — И еще. Наливать тебе я буду мало. Большая просьба и наставление — запивай, не смотри на старых дураков вроде меня.
Она успевает только открыть и закрыть рот, кивая, а Рейрих уже откидывается обратно на кресло и поднимает стакан.
Приглушенный голос Давида уже не слышно. Возможно, он таки вышел на балкон.
Третья порция рома неожиданно отдает на языке черным шоколадом.
Через час наступит рассвет. Прага вновь возвратиться к своему обычному новому дню. Пробки на дорогах с самого утра конечно же никуда не исчезнут, а местные никогда не устанут оббивать пороги местных кофеен.
Туристы, как самые ранние пташки, вновь и вновь будут мчаться на Карлов мост, чтобы полюбоваться прекрасными видами города и скупиться разного рода сувенирами, обязательно включая в этот список магнитик на холодильник с изображением того же моста.
В мире где-то умрет каждый третий и родиться каждый второй, или наоборот. Не так уж важно. Кто-то откроет что-то революционное для мира, а кто-то в самом себе.