Это утро принесет Оле послевкусие рома на губах и небольшое похмелье, а еще неизменно хорошее настроение. А где-то после обеда она сядет пересмотреть свой любимый фильм об одиноком киллере Леоне и храброй девочке Матильде.
Глава 9. Взлеты и падения
— Ванная по утрам моя, — тихо шепчет себе под нос, прикрывая глаза рукой от нещадного утреннего солнца, которое светит сквозь жалюзи так, словно хочет выжечь зрачок.
Один дьявол знает, почему он вспоминает это с периодичностью в несколько дней.
А в следующую секунду он начинает смеяться.
Одному Богу известно, почему эта фраза каждый раз заставляет его смеяться.
И все это до жути, до огромных мурах по коже, странно.
Диана высовывается из ванны в одном полотенце, непонимающе хлопая глазами:
— Что-то случилось?
Кажется, она всерьез обеспокоена его душевным здоровьем. Это было действительно слишком громко и странно. Голос Дианы — как маленькое падение с небес.
Волкова это отрезвляет.
— Ничего, — он наконец убирает руку с лица и поднимается с кровати взглядом ища свои вещи после вчерашней ночи. — Ты уже собралась?
— Да, только подсушу волосы, — от недавней растерянности нет и следа. Диана вновь нацепляет на себя неизменную женскую харизму — словно платье надевает — и скрывается в ванной.
До ее работы они добираются, на удивление, быстро. Женщина смачно целует любовника в щеку, щебечет что-то о том, что ждет его звонка и выпа́рхивает из машины навстречу осеннему ветру вечно загадочной Праги. Он смотрит как она уходит в здание своей компании и жмет на газ, направляясь теперь к себе на работу.
Ему кажется, что это утро еще более мрачное и странное, чем могло бы быть. Нет, это не из-за того, что с момента как в его доме появилась сводная сестра, он впервые не ночевал дома. И нет, это точно не муки совести. Давиду трудно понять весь своей спектр чувств к сестре.
Если бы можно было сделать такой коктейль из гаммы чувств и эмоций Давида, то скорее всего он бы имел вкус холодного раздражения, несколько капель хвалёной безразличности (которой теперь, однако, становилось все меньше), щепотку очень странного и пока что непонятного покалывания в пальцах и мускусное послевкусие шампуня с миндалем и орехами.
Дьявол! Этим шампунем она, похоже, облила всю ванну. Едва уловимый запах миндаля, кажется, намертво въелся в каждый долбаный предмет в ванной комнате.
Месяц назад, когда он впервые оказался в ванной после девчонки, то чихал полдня. Запах щекотал ноздри, скользил в бронхи, проникал в альвеолы. От него хотелось постоянно чихать и чихать. А потом оно прекратилось. Наверное, просто привык?
Или у него началась паранойя.
Волкову казалось, что этот запах начал преследовать его повсюду, даже в своей собственной кровати. Мужчина просыпался от того, что его душил ее же шампунь для волос. В такие моменты он срывался с кровати и настежь распахивал окно. И плевать, что уже тогда было слишком холодно для таких ночных проветриваний. Иногда так приходилось проделывать несколько раз за ночь, чтобы невыносимый запах оставил его в покое.
А еще под удивленные и косые взгляды Леона он начал курить.
— Это еще что за херня? — взглядом указывает на почти докуренную сигарету в его руке.
— Сигарета, — выпускает дым с садистским наслаждением, хотя курение никогда не приносило ему ничего кроме ужасного послевкусия гари во рту.
— У меня отличное зрение, — Рейрих опасно щурит глаза. — Я спрашиваю с каких пор началась вся эта херня? Ты никогда не жаловал маленьких никотиновых убийц.
— Решил пересмотреть свое мнение?
— Ну да.
Ему, конечно же, не поверили. Но без разницы. Главное, что теперь на пальцах, на коже. В легких нету этого ненавистного миндально-орехового омбре.
А позже начались эти дурацкие столкновения в ванной по утрам — у Оли нагрянули бурные студенческие будни. И все бы ничего, можно было бы просто раньше вставать, но куда уж раньше пяти он точно не знал.
И опять начался личный ароматизированный ад для Волкова. Он ни на секунду не соврет, если скажет, что иногда ему просто хотелось убить Лебедеву. А в моменты, когда эта зараза путала их полотенца и беззастенчиво пользовалась его, просто выставить вон из дома. Наталья, как в воду глядела, покупая ей полотенца в точности такие же, какие ему подарила на Рождество.
Этот чёртов миндаль сводил Давида с ума!
Каждая мимолетная встреча брата и сестры заканчивалась тупой болью в висках для первого и почти слезами для второй. Почти. Потому что она не плакала. Ни разу. Хотела, но терпела из последних сил. А ему так хотелось, чтобы эта девчонка заплакала.