— Вот так!
— Нет, Довлет, — ответил я ему. — Жалко ломать живые деревья.
— Да и нелегко, — добавил Курбан.
— Давайте лучше собирать сухие, те, что валяются на земле, — предложил я.
Солнце стало клониться к закату, а мы собрали лишь вязанку, которую на хилом ишаке можно увезти. Стало ясно, чтоб набрать большую кучу саксаула — на целого верблюда, — надо не менее недели трудиться. Но всё же мы остались довольны своей работой. Отступать от задуманного мы не хотели. А пока решили пойти домой. По дороге Довлет напомнил Мухаму:
— Помнишь, ты говорил, что много сказок разных знаешь? Расскажи какую-нибудь.
— Какую же вам рассказать?.. А, вспомнил! Я расскажу вам про Эджекеджан. Мне её папа рассказывал.
В давние времена, когда ещё существовали баи и султаны, жили-были мальчик и девочка — брат и сестра, — начал Мухам, и мы придвинулись плотнее к нему, чтоб хорошо было слышно. — Сестра была старше, и звали её Эджекеджан, а брата — Баймурад. И не было у них ни отца ни матери, и вообще никого из родных, а потому работали они на бая — прислуживали в его доме. Однажды к баю пришёл гость, и они сговорились, что хозяин продаст ему свою служанку Эджекеджан. Мальчик случайно услыхал этот разговор и с плачем тут же побежал, рассказал всё сестре.
Опечалилась сестра, а потом и говорит брату:
«Не плачь, братик. Иди и делай всё так, как будто ты ничего не знаешь. Да старайся угодить гостю и хозяину. Подливай им почаще, пусть наедятся-напьются. А как наедятся да крепко уснут, мы с тобой убежим. Не бойся. Только так мы можем избавиться от этого бая».
Ночью, когда все уснули, брат и сестра тихонько выскользнули из аула и побежали через степь куда глаза глядят. В руках у Баймурада был узелок с припрятанной лепёшкой, а Эджекеджан взяла с собой свою матерчатую сумочку — эльбукджа, — в которой хранила сачбаг[5], расчёску и зеркало — всё, что досталось ей от покойной матери.
Утром, когда все проснулись, проснулся и бай.
«Эй, рабыня! Ставь чай! Подай гостю пиалу», — крикнул он.
Но никто ему не ответил. Тогда он позвал Баймурада, но и тот не отозвался. Вскочив, бай бросился к лохмотьям у порога, на которых спали брат и сестра, но там никого не оказалось. Бай обыскал весь аул, но брата и сестры не нашёл. Тогда он понял, что они убежали, и кинулся их догонять. На пути ему повстречался высокий холм (наверное, это и был наш Чоммеджик-чаге). Достигнув его, бай увидел, что беглецы ушли далеко. Он припустился вдогонку…
Когда бай был совсем близко, сестра достала сачбаг и бросила его позади себя, проговорив: «Сачбаг, сачбаг! Стань плющом!»
Шнурок, извиваясь, скользнул на землю и превратился в длинный гибкий плющ. Крепкие, как канаты, стебли опутали ноги бая. С трудом он продрался сквозь заросли. А за это время брат и сестра далеко ушли вперёд. Но вот хозяин вновь стал настигать Эджекеджан и Баймурада. Тогда девочка достала гребешок из эльбукджа и бросила ого на дорогу позади себя, проговорив: «Гребешок, гребешок! Стань колючкой!» И гребешок превратился в заросли колючки. Они цеплялись за полы халата бая, мешая ему идти. Но он всё же пробрался сквозь заросли и опять стал догонять брата и сестру.
Тогда Эджекеджан бросила позади себя зеркало и проговорила: «Зеркальце, зеркальце! Стань полноводной рекой!»
И разлилось зеркальце в большую и бурную реку. Попробуй-ка обойди! И переплыть её не так-то просто. Попробовал было бай, да только из сил выбился. Еле-еле живым обратно на берег выбрался. А брат и сестра тоже устали. Сели они на другом берегу реки, разломили пополам лепёшку, и сил у них прибавилось.
— Тоже волшебная была? — спросил Курбан.
— Она была своим трудом заработанная, так сказал мне отец. И ещё он сказал, когда хлеб или другая еда своими руками добыты, они всегда больше сил придают. А за эту лепёшку они ведь в байском доме спину гнули, да и тесто Эджекеджан сама месила.
— А что же с ними дальше было?
— А потом они пошли далеко-далеко. В другой аул. Помогали там людям всякую работу делать, а те поставили им кибитку. Так они избавились от бая…
— А моя бабушка тоже говорила, что свой чорек всегда вкуснее. Отец однажды из района привёз городской чорек, а она так и сказала: «Дома испечённый всё равно вкуснее», — произнёс вдруг Курбан.
Увлечённые разговором, мы и не заметили, как пришли к аулу.
На следующий день мы опять отправились по дрова и заготовили саксаула даже немного больше, чем в первый раз. К концу четвёртого дня у нас накопилось столько дров, что мы решили: завтра открыто пойдём за дровами и скажем взрослым, чтоб приезжали за хворостом на верблюдах.