- Давайте пока оставим этот вопрос в стороне, - сказал Анатолий Михайлович. – Скажите, вы вообще ничего об этом не слышали?
- Ничего.
- Но ведь были сюжеты по телевидению…
- Я почти не смотрю телевизор, - только по работе.
- А Интернет?
- То же самое. Кстати, а как вы узнали, что я живу здесь, в городе?
Бусыгин вдруг понял, что даже не подготовился толком к этому разговору, - половину не скажешь при Сане, еще половину надо скрыть от Ципрус. Он, было, осекся, но Попов выручил его стандартной отмазкой:
- Господи, Алевтина, мы же следователи! – уж поверьте, мы знаем, кого и как найти.
- Алевтина Александровна, - сказал Бусыгин, - нам все-таки важно понять отношения, которые сложились у вас с матерью, с Иваном Николаевичем, с отцом… Расскажите, как все было…
- Ничего хорошего не было. Мы жили в Карелии, при гарнизоне. Мать время от времени ездила сюда, на родину.
- А как познакомились ваша мать и отец? Он ведь, кажется, из Прибалтики?
- Да, из Прибалтики. Он же военный, - послали сначала сюда, потом в Карелию. Там он дослужил и вышел на пенсию. Потом вернулся на родину.
- То есть познакомились они здесь.
- Да, в городе.
- А как появился Брезгунов?
- Ну, я же говорю, - мать часто ездила на родину… Как они сошлись, я не знаю, меня это не волнует…
- А когда они развелись?
- Перед рождением этого… Володи.
- Почему вы остались с отцом, ведь вам же было…
- Пять лет… Меня забрала бабушка и увезла в Литву.
Она запнулась на какое-то время, подумала и сказала:
- Мне кажется, моя мать никогда не любила меня. Ведь я так похожа на отца… Они ругались… А он хотел, чтобы я была с ним.
Бусыгин с Поповым разом посмотрели на нее. На самом деле она была похожа на мать, только в ней была какая-то... прямота. Не напор, а… прямолинейность и последовательность, - без истерик.
- Что-то не так? – спросила она.
- Нет-нет, - ответил Брезгунов, - все в порядке. – Скажите, а какой он – ваш отец?
- Он очень честный человек, очень добросовестный, воспитанный… Даже… благородный. Он ведь из католической семьи. То есть, конечно, католиками они не были, просто традиции такие… Еще он меня очень любил.
«Любил… - подумал Бусыгин, - он что, умер?»
- Пьет? – Мягко спросил он.
Ему показалось? У нее что-то блеснуло в глазах?
- Пьет… и живет в нищете… Это ужасно… Знаете, как я ненавидела их раньше?
- Мать и Брезгунова?
- Да.
- А сейчас?
- Я уже почти забыла о них. Если бы вы не напомнили… Я бы… Я ведь сюда приехала, чтобы доказать ей… Училась, пыталась сделать карьеру… Я была такой дурочкой! Думала, стану тут телезвездой… или начальницей всего на свете. Хотела, чтобы она увидела – и поняла, что я – лучше ее! На самом деле все не так. У меня теперь другая жизнь… Своя.
- Покурим? – Спросил Саня, когда они вышли из телецентра.
- Давай. Только в теньке, а то жарко.
Они перешли через дорогу, зашли в скверик, откуда полчаса назад вышел Анатолий Михайлович и сели на скамейку.
- В этом году Рубен должен выйти, - сказал после пару затяжек Бусыгин.
- Да… Утекла десяточка… Да он вышел уже.
- УДО?
- Ага. Ты что, считал, когда он выйдет?
- Ну как же… Я, можно сказать, у всех считаю… Кто уж он там был? Чемпион чего по чему?
- Не помню… По карате какому-то. Все думали, как брать будем, - помнишь?
- Ага. А оказалось все просто, - сам приперся, типа, с ментами вопрос решить. Дверка-то за ним и захлопнулась. Обиделся, наверное…
- Тогда, наверное, обиделся. Горячий был. А недавно видел его с братом – спокойный такой. Повзрослел. Мимо шли, улыбались…
Они замолчали.
- Ну как, она сказала что-нибудь? – спросил, наконец, Попов.
- Алевтина Александровна?
- Да.
- Ну… Прояснила маленько… Как думаешь, правду говорила?
- Да вроде…
- Мне тоже так показалось. А ведь та еще оса…
- Ну, может, не подготовилась… А чего там вообще? Прорисовывается что-нибудь?
- Ничего конкретного. У вас как?
- Да я не знаю. Я тут по горло в делах… А там… - кропают помаленьку…
- Ты базы по району смотрел? Есть что?
- Смотрел. Ничего похожего. Днем стреляли, под вечер, сгоряча, по пьяни – такого добра навалом. На охоте всякое приключалось. Ну, случай этот ваш с собакой есть, - помнишь, ты говорил… А так чтобы тихонько изготовиться и ночью шарахнуть по сортиру – это феномен!
- Заказуха была?
- Была. Но не такая. Там все раскрыто до исполнителей.
- Ну, как обычно…
- Да нет, заказчиков тоже брали иногда. В основном они там лесопилки делят.
- Это понятно… Лес – наше богатство…
- У вас там тоже лесопилка есть.
- Есть. Но связи никакой пока не просматривается… Вы засидку нашли?
- Нет.
- Я тоже.
- Я же тебе говорю – самострел!
- Да нет, не самострел. Он был слишком напуган.
- Но согласись, - если не самострел, то кругом ерунда одна выходит.
- Согласен. Ерунда. Хотя… Кто знает… Как думаешь, Рубен сядет опять?
- А как же…
Бусыгин покачал головой.
- Не понимаю… При таком отце… Такие чудики выросли… Два брата-акробата…
Костька лежал дома на кровати и думал, - записать то, что он узнал вчера от Васюгина или нет. Память-то не дырявая, - и две фамилии с названиями оружия он как-нибудь не забудет. Однако он помнил, как Бусыгин держал в руках его бумажку с планом Брезгуновского тира. Михалыч документ любит, это ясно. Да и в книжонке своей все время черкает. Нет, придется все-таки записать…
Кашин встал, походил по комнате, потом зашел к матери, достал из комода тетрадку, куда она записывала всякие рецепты из телевизионных передач и свои долги в магазине. Там еще лежал листок, который остался, когда он в прошлый раз вырвал страничку для поездки к верхнему оврагу. Костька встал у комода, взял ручку, собрался с мыслями и записал на этом самом листке:
«Бондарев, участковый – корабин «Сайга»
Шальнов, трактарист – корабин «Вепрь».
Он долго смотрел на эти строки, а потом скомкал бумажку:
- Да ну его на фиг! Что, языка, что ли, нету? Михалыч и сам все запишет.
Раздался тихий, но почему-то очень звонкий стук. Стучали в его комнате. Звон стоял по всему дому. Он вернулся к себе. В окне торчали дула двустволки и позвякивали по стеклу…
- Едрена мать! – Костька подпрыгнул на месте и побежал на улицу.
Под окном стоял Колька-«Индус», - еще одна из многочисленных местных достопримечательностей. Индуса он напоминал только чуть смугловатой кожей, но когда-то в детстве пацанам для прозвища хватило и этого.
- Индус, ты чё, совсем охренел? В дверь постучать никак? – Налетел на него Костька.
- Да ты чё, Костян, - нормально все! Я же знаю – ты в этом углу живешь. А разве я дотянусь?
- Я те щас дотянусь! Ты мне, что ли, стекла вставлять будешь?
- Ну чё ты, чё ты… Целое ведь все! Ты это, слышь… Купи ружье…
- Да на хрена оно мне?
На лице Индуса изобразилось крайнее недоумение:
- А Васюгин говорил…
- А… Ну да… - вдруг сообразил Костька, - точно. А чё у тебя?
- Да вот, смотри, - двустволка, тулка нормальная… Пятнадцать лет уже. Работает как часы! Птица там… Утка, перепелка, тетерев, глухарь - без проблем!
- Почем? – деловито спросил Кашин и взял оружие в руки.
Индус замолчал и захлопал глазами.
- Ну? Почем?
У того задрожали руки и он промямлил:
- Ну… Там… Тысяч… Сколько не жалко…
- Понятно. Слышь, Индус, - а мне ведь двустволка-то не нужна. Мне бы нарезное. Я серьезно охотиться хочу, - на кабана там, лося…
Колька замахал на него руками: