Артем сосредоточился и начал рассказывать:
- Когда пошел дождь, очень сильно потемнело. Ветер рвал листву, налетал порывами. Вода сверху лилась – как будто то одну лейку опрокинут, то другую… Я шел по дороге, очень быстро, смотрел под ноги, думал про… Витал в облаках, в-общем.
- То есть совсем ничего не видел?
- Нет, ну, кое-что видел, - он подумал и сказал: - таз, например. А то бы я и забор-то свой не нашел.
Он посмотрел на Бусыгина. Было видно, что тот недоволен его рассказом. Анатолий Михайлович молчал, как бы ожидая от Артема какого-то откровения. Рука его время от времени тянулась к карману с сигаретами, но он вновь клал ее на стол и немного барабанил пальцами.
- Ладно, - сказал он, - фокус не удался. Что же ты, совсем по сторонам не смотрел?
- Совсем.
- Неправда это Артем. Ты видел еще кое-что.
- Ничего не помню.
- Хорошо. Принеси-ка свой рассказ про Деда Мороза…
- Про Деда Мороза?
- А что, еще какой-нибудь есть?
- Есть.
- Ну, покажешь на досуге. А пока давай про Деда Мороза.
Артем пожал плечами, Артем вышел. Бусыгин постучал еще немного пальцами по столу, обернулся и посмотрел в сторону Брезгуновской дачи. Отсюда была видна только ее крыша.
Получив через минуту в руки произведение Артемовского творчества, Анатолий Михайлович пролистнул первую страницу и вчитался в то, что было написано дальше. Потом выложил на стол записную книжку и спросил:
- Не возражаешь, я спишу пару фраз?
- Не возражаю.
Бывший следователь списал то, что хотел, в свою записную книжку, закрыл ее, и, убирая в карман, спросил:
- Чувствуешь, Артем – великую вещь ты написал?
- Почему великую?
- Ну как – еще не напечатали, а она уже на цитаты расходится.
- Да уж… - криво улыбнулся Артем, - второй раз за сегодняшний день, - посильнее, как говорится, «Фауста» Гете…
- Во-Во.
- Так что же там такого в рассказе?
- «Неясный свет».
- «Неясный свет»? – сказал Артем и задумался.
- Ну, понимаешь?
- Вроде бы да…
Он прокрутил в голове все свое возвращение домой в тот вечер, но… никакого «неясного света» он не помнил.
- Мда… - протянул Бусыгин, - странно устроен человек, правда, Артем? Не помнит, что видел, но пришел и все записал в своем рассказе. И в суд-то не вызовешь, и к делу не подошьешь…
- Я все-таки не совсем понимаю… А это важно?
- Про «неясный свет»? – Это такой маленький, но очень полезный пазлик. Вот, например, мне бы без этого пазла пришлось бы с бабой Машей разговаривать. А так – не надо. Все зыбко, конечно… Но вот завтра-послезавтра я съезжу кое-куда, - и никаких пазлов нам уже больше совсем не понадобится. А кто это там скребется у тебя?
- Где?
- Да не знаю, на крыльце вроде…
Бусыгин спрятал записную книжку и встал.
- Пойдем-ка, поглядим, - оно там еще и мычит, - кивнул он на дверь Артему, - может, опять корову кто в деревне завел?
Глава 8
Они подошли к двери. Артем толкнул ее, вышел на крыльцо, повернулся к лестнице и дернулся:
- О Боже!
Бусыгин тут же выскочил из коридора. На ступеньках на полусогнутых ногах, уперевшись руками в стену, стоял Куканов. Видимо, она требовала особого внимания, потому что Виктор Сергеевич сосредоточил свой взгляд исключительно на ее поверхности, не переставая поматывать головой. Когда напряженность момента спала, они поняли, что он просто отдыхает после долгой и трудной дороги до Вереницынского дома.
- Куканыч! – позвал его Бусыгин, - ты чего?
- Меня прислали, - сказал Куканыч, - к тебе. К вам обоим… У меня к тебе… к вам… дело… два дела…
- Елки палки! – воскликнул Анатолий Михайлович и осмотрел окрестности, - два дела! Давай-ка, Артем, хватаем его под подмышки, - и на веранду!
Они заволокли Куканова на веранду. Он помогал им, перебирая ногами. Усадить его получилось только на пол, у входа в сени. С табуреток он валился. Он сидел, вытянув левую ногу. Правую поджал, уперев в ее колено локоть правой руки и свесив к этому локтю скручинившуюся голову.
- Ну, Вить, что скажешь? – спросил Бусыгин.
Куканов оторвал голову от локтя и посмотрел на них. Лицо его… Лицо его было похоже неизвестно на что; он был будто спросонья, пьян и затравлен одновременно. Он всхлипнул, утерся рукавом и они оба обратили внимание на две застывшие и перекрестившиеся на правой щеке дороги – от слез и соплей.
- Я двух завалил, - голос его звучал откуда-то изглубока, от желудка. Он поднял кисть правой руки и показал на пальцах – что значит «два», - дву-ух!
Лицо его покраснело, руки дрожали, его всего немного потряхивало. Вдруг глаза его увлажнились. Он еще раз утерся рукой, положив еще один слой выделений поверх старых.
- П…ц мне… - сказал он, - теперь уже трех…
- Погоди, Витя… Кого ты завалил, каких двух?! Каких трех?! – недоумевал Анатолий Михайлович.
Но теперь Куканов только хлюпал носом и сглатывал слюну.
- Давайте его умоем, - предложил вдруг Артем, - не могу на это смотреть.
- Давай, - согласился Бусыгин с этим несоответствующим напряженности момента предложением, - может, он немного успокоится.
Артем сбегал в баню, притащил два полотенца и таз с водой. Одно полотенце он намочил, но не решился сам вытирать Куканова. Бусыгин перехватил у него полотенце и промакнул Вите лицо. Потом намочил его еще раз и стал его просто отмывать. Тот не сопротивлялся, только иногда вздрагивал, мычал, мотал головой и бессмысленно взмахивал руками.
- Не пойму, - сказал Артем, - он пьяный или чокнутый?
- Какая уж теперь разница… - ответил Бусыгин и взял у Артема сухое полотенце, - сейчас, Куканыч, мы тебя доведем до кондиции…
Куканов постепенно, действительно, немного пришел в себя. Бусыгин посмотрел на него и спросил Артема:
- Не возражаешь, курну у тебя на крыльце?
- Курите, - сказал Артем. - А Костя ваш в машине сидит?
- Не, по деревне пошел поболтать, - что-то у нас с ним… конфликт, что ли... Не пойму…
- А-а… А я думал, ему там скучно в машине сидеть…
- Нет, ему не скучно, - он сказал – пойдет работу поищет, - сказал Анатолий Михайлович уже на крыльце, закуривая, - хотя у нас, конечно, гораздо веселее…
Артем вытер полотенцами пол вокруг Куканова, бросил их в таз и отнес в баню.
- Ну, Куканыч, как ты? – спросил Бусыгин, сделав с десяток затяжек.
- Пьяный я, - пробормотал тот.
- А-а! Это хорошо, что сознаешь, а то ведь не все понимают…
- Я… двоих… насмерть… троих…
- Да погоди ты… Дай докурю…
- Двои-их!
- Ах ты, Господи ж ты Боже ж мой! Только опять не начинай!
Анатолий Михайлович затушил окурок, примерился и щелчком выбросил его через кусты за ограду. Потом зашел внутрь и сел рядом с Кукановым, привалившись спиной к стене; достал ручку, записную книжку и вздохнул.
- Ну, что случилось?
- Что случилось… - Куканов сморщился, как будто его укололи иголкой, и уперся лицом в задрожавшую снова руку, - они шли мимо, двое. Оба пьяные. Я им говорю: Стойте, нельзя здесь. А они мне : «Чё? Какого х…! Ты кому нельзя сказал!» И ко мне, - У Куканова снова навернулись слезы и его затрясло, - А у меня… а у меня… - стал он всхлипывать.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Бусыгин, - о чем это он?
- А у меня – приказ!
- Приказ? – недоуменно осматривал Куканова Анатолий Михайлович. - Ничего не понимаю…
- Он говорил тогда, помните? – сообразил Артем, - при следователях? Что убил двоих?
- А… точно-точно… Так что там у тебя за приказ?
- Первый – предупредительный, второй - на поражение… А главное – чтоб никто не прошел. Так и сказали – лучше убить, чем пропустить! А они поперли… Я не успевал предупредительный… Обоих положил…