Относятся ли эти замечания к вчерашнему происшествию? — спросил я.
— Да, — ответил он шепотом, — судя по всем приметам, английский Трон тоже находится под покровительством. Но невидимые работники скрывают свою деятельность, используя каналы, кажущиеся естественными.
В этот момент с нами рядом сел незнакомец, и Гарсия мгновенно сменил тему разговора. Мы пересекли пролив и продолжали свой путь до Парижа. Толпа вокруг не давала нам возможности возобновить интересную беседу, и я погрузился в свои мысли. Братство стало почти постоянной темой моих размышлений. Я томился желанием узнать больше о таинственных способностях его членов и об их обществе.
Глава 4. ПАРИЖ И МАТУШКА
По прибытии в Париж Гарсия нанял карету, и мы быстро добрались, проехав через весь город, до роскошного особняка монсеньора Дюрана — старинного друга моих родителей, к которому я вез от отца письмо.
Монсеньор Дюран, господин лет шестидесяти с бородкой и усами военного образца, чуть тронутыми сединой, лично встретил нас, тепло поприветствовал и пригласил в свою приемную. Проведя некоторое время и приятной беседе, Гарсия поднялся и, пообещав навестить меня, покинул дом. Оставшись наедине с монсеньором Дюраном, я незамедлительно передал ему послание отца.
Когда он сломал печать и развернул письмо, я мельком увидел, что оно написано иероглифами. Дюран молча прочитал текст, а затем повернулся и, устремив на меня свои темные, проницательные глаза, несколько секунд пристально смотрел, как бы пытаясь прочесть мои сокровенные мысли. Наконец, видимо удовлетворенный своими наблюдениями, очень мило сообщил, что я буду его гостем некоторое время, а так как я, без сомнения, утомлен, сейчас он проводит меня в отведенную мне комнату.
Комната на втором этаже была хорошо обставлена, окно выходило на лужайку. Дюран велел мне отдохнуть, привести себя в порядок и вообще чувствовать, как дома, сообщил, что зайдет за мною через час и проводит к чаю с мадам Дюран и их дочерью Камиллой.
Часом позже он вернулся, и мы прошли в чайную комнату. Мадам, полная женщина среднего роста с широким лицом, выражающим материнскую любовь, черноглазая и черноволосая, в обращении была сама доброта и снисходительность. Камилла оказалась величавой статной брюнеткой с высоким бледным челом и лучистыми глазами, которые приветливо улыбнулись мне, когда она пожала мою руку и заняла место рядом за столом. Их приятные манеры вскорости заставили меня ощутить себя членом семьи и отбросить всякие условности.
Ужин состоял единственно из фруктов и орехов. Мадам Дюран сочла нужным пояснить, что, согласно их правилам, они едят два раза в день и лишь слегка перекусывают вечером. Я уверил их, что в этом для меня нет никакого неудобства, так как я с самого детства воспитан на строгой буддистской диете, принимаю пищу дважды в день и не ем мяса. После получасового разговора мы с Камиллой стали друзьями и отправились осматривать дом с искреннего одобрения ее родителей.
Было очевидно, что образованием Камиллы не пренебрегали. Пока мы ходили по богато убранным залам и поднимались по мраморной лестнице, она говорила равно свободно об искусстве, науке и философии. Её мысли, казалось, инстинктивно следовали тем же путем, что и мои, и наши мнения почти по каждому вопросу совпадали. Как приятно беседовать и общаться с теми, чьи мысли созвучны вашим собственным! Более часа мы провели в чудной картинной галерее, и не прозвучало ни одного глупого или фривольного слова. Перед тем как расстаться, чтобы отправиться спать, мы договорились о завтрашней прогулке по городу.
Утром мосье Дюран встретил меня в зале и сказал, что хотел бы переговорить со мною до нашей поездки, поэтому сразу после завтрака мы вместе отправились в его личные апартаменты. Закрыв дверь, он усадил меня за стол, стоявший в центре комнаты, и сам занял место напротив. Наклонившись вперед и пристально глядя мне в глаза, он сказал: