Торак вздрогнул, неподвижно на него глядя.
– Так это был ты… – вымолвил он. – Ты был там, когда Пожиратели Душ сотворили это существо. Ты был там, и ты помог тому проклятому калеке поймать злого духа в ловушку!
– Я понятия об этом не имел, – запротестовал Хорд. – Он сказал, что ему нужен медведь… Вот я и поймал молодого медведя. Я же не знал, что он собирается с ним делать!
И тут все произошло одновременно. Хорд метнул свой топор прямо в горло Тораку. Торак присел. Волк прыгнул на Хорда, вцепившись зубами ему в запястье. Хорд взвыл, но свободным кулаком стал бить Волка по незащищенной голове.
– Нет! – вскричал Торак, выхватывая свой нож и бросаясь на Хорда.
Хорд, схватив Волка за шкирку, изо всех сил швырнул его о базальтовую скалу и, ловко извернувшись, попытался схватить Нануак, висевший у Торака на шее.
Торак отскочил. Хорд схватил его за ноги, и Торак навзничь грохнулся на лед. Но, падая, он успел сорвать с шеи мешочек с Нануаком и отшвырнуть его как можно дальше, чтобы Хорд не мог до него дотянуться. И Волк, опомнившись от удара о скалу, решительно встряхнулся, подпрыгнул, поймал Нануак на лету и приземлился… в опасной близости от края ущелья.
– Осторожней! – крикнул Торак, изо всех сил спихивая с себя Хорда, который шарил у него на груди, стоя над ним на четвереньках и тщетно пытаясь отыскать Нануак.
Задние лапы Волка судорожно скребли по краю обрыва. И вдруг прямо под ним, совсем близко, раздался чудовищный рев, мелькнули страшные черные когти, и медведь лишь чуть-чуть не сумел достать свою жертву.
Дернувшись из последних сил, Волк все-таки вскарабкался на тропу, и тут случилось непредвиденное: впервые за все это время, он решил отнести Тораку обратно то, что тот ему кинул! И бросился к нему по тропе, держа Нануак в зубах!
Хорд уже потянулся за травяным мешочком, но То-рак, выпростав из-под него одну руку, дернул его назад. Ах, если б только Хорд не придавил коленом ту его руку, в которой он сжимал отцовский нож!..
Адский рев сотряс ущелье. Застыв от ужаса, Торак увидел, что медведь во весь рост поднимается над краем тропы.
И в этот последний миг, когда медведь уже нависал над ними, а Волк вдруг остановился, держа в зубах Нануак, в этот последний миг, когда Торак все еще продолжал бороться с Хордом, на него снизошло понимание истинного смысла древнего пророчества. «Слушающий отдаст Священной Горе кровь своего сердца».
Кровь своего сердца.
Волка.
«Нет!» – кричала его душа.
Но он понимал, что должен сделать. И в полный голос велел Волку: «Отнеси Нануак к Священной Горе! Быстрей! Быстрей!»
Янтарные глаза Волка смотрели прямо на него.
«Быстрей!» – выдохнул Торак, впиваясь взглядом в эти дивные глаза.
И Волк побежал к Священной Горе.
Хорд, рыча от ярости, спотыкаясь, бросился было за ним, но поскользнулся и упал навзничь, угодив прямо в объятия медведя.
Торак, оскальзываясь, вскочил на ноги. Хорд дико кричал. Нужно было как-то помочь ему…
Где-то очень высоко раздался оглушительный треск.
Тропа вздрогнула. Торака подбросило и швырнуло на колени.
Треск усилился, превратившись в скрежещущий грохот. Торак усилием воли заставил себя отползти под базальтовый выступ, и мгновение спустя на тропу обрушилась смертоносная снежная лавина, которая тут ж смела с тропы и Хорда, и медведя, бросив их, воющих, вниз, в пропасть, в смерть.
Великий Дух все же услышал мольбу Торака.
Последнее, что видел Торак, был Волк, по-прежнему сжимавший зубами Нануак и стремительно мчавшийся под грохот лавины к Священной Горе.
– Волк! – закричал Торак, и весь мир поглотила белая ревущая мгла.
Торак так и не узнал, сколько времени он провел под базальтовым выступом, скрючившись и крепко зажмурив глаза.
Наконец грохот вокруг стих, сменившись постепенно слабевшим эхом. Великий Дух явно устал и решил уйти поглубже в свои чертоги.
Звук его гневных шагов стихал вдали, становясь не громче шороха поземки. Затем…
Затем наступила тишина.
Торак открыл глаза.
Он мог видеть все вокруг, даже противоположный край ущелья: а значит, не был заживо погребен под снегом. Значит, Великий Дух прошел прямо над этим выступом, но его, Торака, оставил в живых. Но где же Волк?
Торак поднялся на ноги и осторожно побрел к краю тропы. Мертвящий холод исчез. Горы проступали сквозь дымку тихо падающего легкого снежка. Дно ущелья было завалено обломками ледяных глыб и камнями. Где-то глубоко под ними покоились Хорд и медведь.
За свои ошибки Хорд расплатился собственной жизнью, но, может быть, хоть его душам удастся обрести покой во время путешествия в Страну Мертвых? От медведя осталась одна пустая оболочка, ибо Великий Дух, конечно же, отправил злого духа обратно, в Иной Мир. Возможно, и души того молодого медведя теперь обретут покой после столь долгого сидения в одном теле со злым духом?
Торак исполнил данную отцу клятву. Он передал Нануак Великому Духу, и Дух уничтожил медведя.
Это он понимал. Но никакой радости не чувствовал. Он чувствовал лишь нестерпимую боль в сердце и страшную тоску. Где же Волк? Удалось ли ему добраться до Священной Горы, прежде чем сошла лавина? Или он тоже лежит теперь на дне ущелья под глыбами льда и камня?
– Пожалуйста, останься в живых, – шептал Торак. – Пожалуйста! Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!
Ветерок ласково шевельнул его волосы, но никакого ответа с собой не принес.
Молодая ворона пролетела над ним, каркая и танцуя в воздухе – радовалась свободному полету. С востока слышался грохот множества копыт. Торак знал, что это такое. Это спускались с гор, со стороны водопада, стада северных оленей. Лес возвращался к жизни.
Обернувшись, Торак увидел, что путь на юг остался открытым; значит, он сможет вернуться, сможет отыскать путь к Ренн, к Фин-Кединну, к людям Ворона.
И вдруг с севера, из-за завалов льда и снега, обрушившихся на тропу, из-за туч, что скрывали Священную Гору, послышался волчий вой.
Это был не пронзительный, срывающийся на визг, неровный вой юного волчонка, а чистая, рвущая душу песнь молодого волка. И все же это был он, безусловно он! Его Волк!
Боль в сердце Торака точно вырвалась наружу, освобождая грудь, давая наконец дышать.
Слушая эту дивную песнь, он услышал, что к ней – постепенно присоединяются голоса других волков: то вплетаясь в ее мелодию, то умолкая и позволяя Волку петь одному, но ничуть не заглушая этот единственный чистый и такой любимый голос. Волк был там не один, и это радовало Торака, но слезы застилали его глаза. Он все понял. Волк пел прощальную песнь. Он не собирался возвращаться назад.
Вой смолк, и Торак опустил голову.
– Но ведь он жив! – сказал он вслух. – Это самое главное! Он жив!
Ему очень хотелось завыть в ответ, хотелось сказать Волку, что это не навсегда, что однажды он придумает какой-нибудь способ, и они снова встретятся, снова будут вместе. Но он не знал, как сказать все это, потому что в волчьем языке, как известно, нет будущего времени.
И тогда он сказал это на своем языке. Он знал, что Волк не поймет его слов, но знал также и то, что дает сейчас обещание не столько Волку, сколько себе самому.
– Когда-нибудь, – громко крикнул Торак, повернувшись к Священной Горе, и голос его зазвенел в наполненном светом воздухе, – когда-нибудь мы обязательно будем вместе! И непременно будем вместе охотиться в Лесу. Мы будем вместе… – Голос его сорвался. – Я ОБЕЩАЮ ЭТО ТЕБЕ, БРАТ МОЙ, ВОЛК!
Никакого ответа он не дождался. Да он и не ждал его. Он дал клятву и был намерен ее сдержать.
Наклонившись, Торак зачерпнул в горсть снега и немного охладил пылающее лицо. Ему стало легче. И он, набрав в горсть еще снега, тщательно стер со лба метку смерти.
Потом повернулся и пошел назад, к Лесу.
