Вообще человечество разлетелось по опустевшей земле, словно осколки. Населённые пункты жили сами по себе, почти не поддерживая друг с другом связь. В деревнях возродились родоплеменные отношения, где-то вообще скатились в пещерный век. Кое-где возобладал матриархат. В городах, точнее в том, что от них осталось, было полегче. Хоть и старались отыскать на развалинах оставшееся от прошлой цивилизации, но и восстанавливались ремёсла. Люди выживали, как могли.
Похолодало. Лист краем уже желтизной пошёл. Осень на носу. Значит Степанида мужиков в лес на днях погонит. Дрова на зиму заготавливать. Пора двуручную пилу точить. Напильник уже совсем щербатым стал. И точит плохо. А где новый взять? Тут металл такой, что даже заречный кузнец руками разводит. Такую сталь не сварить. И болотное железо не даст такой твёрдости. А из остатков того, что с пепелищ притаскивают и подавно. Хорошо, хоть, ножи да косы делает. Скоро опять в лес. Сосны валить, дело, конечно, привычное. Но тяжёлое, однако. А им, бабам, что? На совет собрались и постановили. И не перечь. Баба — она голова. Хотя, права Степанида. Зимой не один раз спасибо скажешь, что по осени спину ломал на лесозаготовках. Если бы ещё безопасно было.
Так думал Женька, крутя колодезный ворот. С одной рукой-то не шибко удобно, да уже привык. Два года назад отхватил ему кисть волколак именно на лесозаготовках. Не уследили тогда бабы в охранении. А мужики что? Тягловая сила. Одна надежда на женщин. Они и защита, и надёжа, и голова. С арбалетами вокруг заимки встанут, и давай пасти. А вот тут, как кто им глаза отвёл. Проскочил волколак проклятый. Женька только и успел, что рукой горло закрыть. А волколак, хрясь, и откусил кисть. Вот теперь парень на самой никчёмной работе и прозябает. Правда, от лесозаготовок его это не освобождает. Двуручную пилу и одной рукой тянуть можно. Как и воду таскать. Рукой ворот провернул, потом культёй притормозил и ведро наружу. Женька приноровился уже. Да и Кузмич самострел сварганил. Ногой упираешь в землю, рукой тетиву рычагом взвёл, стрелу вставил и вперёд. Одной рукой медленнее, конечно, чем двумя, но всё равно сподручно. Так что Женька и с мужиками на охоту ходит. А что? Кушать все хотят. Общине дичь нужна. И кому интересно, что он с одной рукой? Кушает-то, как двурукий.
Вот, только культя в последнее время зудит сильно. И выросты какие-то на ней появились. Не хочется думать о плохом. Вот только не дай Бог, то, о чём всё чаще думается. Женька взял полное ведро с водой и потащил на кухню, где вовсю кухарили Дядька Егор и Степан.
— Таскай побыстрей, увечный! — подогнал Женьку Степан. — Воды много надо. Бабы сегодня совет держать будут. Тут на один самовар вёдер шесть надо. Не говоря о том, что и стол накрыть. Что за культю держишься?
— Да нет, ничего, — стушевался Женька, прикрывая ладонью вырост на культе.
Его самого тревожил этот вырост, появившийся не так давно, но всё больше напоминавший ладонь. Не дай Бог действительно. И за меньшее из деревни прогоняли. В деревне непонятки не нужны. Если проявляются всякие способности, не присущие людям, сразу вон. В прошлом году совсем маленького пацанёнка лет десяти выгнали только за то, что один глаз налево, а другой вверх и падучая часто. А младенца, что у Надюхи родился, сразу умертвили. Хвост у него был. И не помогло, что Надюха в совете деревни состояла. А тут, похоже, кисть опять вырастает. Это точно никому не понравится.
— Жека! — раздался голос от крыльца. — Иди. Бабы на совет зовут.
А вот это совсем не хорошо. Если на совет мужика зовут, это всегда не к добру. Бабы, они, обычно, проблемы сами решают. А если мужчину подтягивают — это уже тревожный знак. Не нужен мужик на совете.
Вот, как накаркал. Сидят вокруг стола. Все напыщенные, суровые. И взглядом, словно насквозь просвечивают. Слыхал Женька про какие-то приборы, что были до Ужаса. Типа, заходишь в кабинку, а он все твои внутренности показывает. Только, вот куда показывает и что за кабинка такая, не ясно. Но, вот именно так и смотрят.
— А покажи-ка нам культю свою, — ничего хорошего не предвещающим голосом произнесла Степанида.
Да что прятать-то? Вот она. Женька вытянул вперёд обрубок руки и помахал перед бабами.
— По новой отрастает, — диагностировала Настасья.
— Ну да. Мутант, — поддержала подругу Оксана.
— Погодите, — возмутился Женька. — Какой я мутант? Я с вами в одной деревне много лет, а вы мне тут такое обвинение?!
— Кто же тебе виноват, что ты так умело скрывался? — резюмировала Степанида. — Я, бабоньки, так мыслю: изгнание.