– Это произошло здесь?
– Что?
– Твой папа уже признался, так что я все знаю. Я приехал осмотреть место.
– Здесь.
– Где именно?
– Началось в прихожей. Продолжилось на кухне.
Взгляд легавого скользит по квартире – вдоль коридора, через порог, на кухню.
– Я вижу, ты прибрался, даже чувствую запах моющего средства. Но сейчас это неважно. А скажи-ка, твой отец бывал здесь раньше?
– Он не живет с нами уже несколько лет.
– Значит, он никогда не бывал в этой квартире?
– Нет. Мы переехали сюда из Стокгольма четыре года назад. Когда папу посадили.
Рука легавого на дверной ручке. Кажется, собрался уходить. Больше никаких вопросов, зачем ему лезть не в свое дело.
– Еще кое-что.
– Ага?
– Женщину из социальной службы, она уже едет, зовут Анна-Лена. Она проследит, чтобы вы с братьями не остались без присмотра.
– Нам не нужна помощь.
– Всем когда-нибудь бывает нужна помощь.
И он уходит. Ни словечка о том, что случилось с мамой. Папа сдался – может, поэтому.
Феликс все еще прячется за диваном в гостиной.
Но вылезает, как только Лео машет ему.
– Она… умерла? Лео? Если да, то так и скажи.
– Нет, конечно. Не умерла.
– Тогда где она? Где, Лео? На ней, наверное, живого места нет.
– Она медсестра и знает, что делать. И куда идти.
– Куда ей идти? А вдруг он и там ее найдет?
– Не найдет. Полицейские забрали папу.
– Я не понял.
– Чего ты не понял?
– Зачем он сюда приехал. И хотел убить.
– За то, что мама разрушила семью.
– Ты это просто повторяешь за папой.
– Нет. Но я папу знаю лучше, чем ты. Он такой. Он так живет.
– Но если она…
Лео ловит взволнованные, мечущиеся руки братишки, поток движений, который следует остановить.
– Феликс, я понимаю, что ты волнуешься. И тебе страшно.
– Я…
– Но я знаю, что она жива. Я видел. А теперь, Феликс, надо, чтобы ты мне помог – с Винсентом. Окей?
Лео отпускает обе руки, которые, кажется, все поняли – они больше не обхватывают плечи, не машут.
– Окей.
Братья вместе идут к закрытой двери.
– Винсент?
Младший не отвечает. Лео осторожно поворачивает ручку. Заперто. Он заглядывает в замочную скважину. Ничего не видно – ключ мешает.
– Винсент, открой.
Оба прислушиваются под дверью, слышат, как Винсент сопит в запертой комнате.
– Сумка.
– Я тоже ее видел. В ванной, на полу. Лео, а вдруг он поранился, вдруг…
– Я разберусь.
Лео уже идет. Куда-то. По коридору, на лестничную площадку.
– Ты куда?
– Водосточная труба.
Феликсу не улыбается остаться одному. Он смотрит на запертую дверь Винсентовой комнаты, на деревянную поверхность, в низу которой стерлась краска, и на неподвижную дверную ручку, словно желая поднять ее взглядом. Он понимает, что задумал Лео. Знает, что тот сбежит по ступенькам и бросится во двор, на зады многоквартирного дома. Именно так они залезают на балкон, когда забывают ключи. Но теперь это не поможет, ведь заперта дверь Винсента. Лео полезет по другой трубе – той, что тянется к небу между маминой спальней и комнатой Винсента, возле окна, которое Винсент не любит закрывать. Этот путь гораздо сложнее. Вдоль балкона тянутся железные перила, за которые можно ухватиться, чтобы перебраться на балкон, а у окна Винсента только узкий отлив, опасно скользкий, его краем легко порезать пальцы. Лео придется одной рукой держаться за трубу, второй – за отлив. А потом рывком перебросить себя через подоконник. Это нелегко. И вдобавок… на улице вроде дождик? Тогда труба окажется скользкой, как мокрые бурые листья осенью. Феликс и сам не знает, чего боится больше. Что Лео полезет по трубе и свалится – или что Винсент поранился за запертой дверью.
Феликс пинает дверь и тут же жалеет об этом – вдруг он напугал Винсента.
Надо просто смотреть на дверную ручку. И все. Уставиться и не сводить глаз. Считать секунды. Потом она повернется, в проеме покажется Лео, и он войдет.
Двести сорок восемь секунд.
Потом ручка и правда подается, дверь открывается.
Он никогда не видел ничего подобного.
Нигде.
Винсент лежит на кровати, и Феликс не знает, можно ли его коснуться. Не касается. Вместо этого он ищет взгляда Лео.
– Что… В смысле – Винсент… Зачем он забинтовался?
По полу, среди машинок и солдатиков, раскиданы бумажные упаковки из-под бинтов из маминой медицинской сумки. Винсент вкривь и вкось обмотан белоснежными бинтами. Все тело замотано. От лодыжек до живота, до плеч, до горла, до лица. По-детски, кое-как – между слоями бинта видны трусы, футболка и голая кожа, нарочно оставлено отверстие для рта, сетчатые края увлажнились от дыхания.