- Во-он там.
- Ах, да, теперь вижу.
Птица была лишь чуть-чуть светлее тяжелого серого неба. Она рыскала над поверхностью воды, подстерегая рыбешек.
- Я и не знала, что чайки летают над пресной водой.
- Они прилетают сюда с реки Святого Лаврентия, - объяснил Алекс, - а потом поворачивают к озеру Шамплейн.
- Держу пари, что они тоскуют вдали от океана, - проговорила она, и наступило долгое молчание. Алексу даже показалось, что женщина вышла из комнаты, но, когда он поднял глаза, она стояла на том же самом месте. Стемнело, но её белое платье и холщовые туфли продолжали блестеть как фосфор и были отчетливо видны.
- Разожжем камин, Алекс?
- Не так уж и холодно.
- Не в холоде дело, просто хотелось бы провести вечер у камина. Погода как раз подходящая. Этот ветер наполняет меня ощущением одиночества.
- Все равно дров нет, вчера последние сожгли.
- Тогда давай займемся чем-нибудь другим. Может, разложим пасьянс.
- Я слишком устал.
- Ты утомляешься быстрее, чем я.
- Я же старше.
- Ты меня любишь, Алекс?
- Конечно, только я устал.
- Не пойму, что меня тревожит, - сказала она. - Терпеть не могу осени и переездов. Когда мне было девять лет, мы с дедушкой ездили в Бостон за школьной формой и останавливались в гостинице. Там воняло так же, как в этом лагере. Я даже боялась сбегать ночью в уборную. До сих пор не могу этого забыть.
Алексу надоело слушать.
- Ну что ж, Элоиза, - продолжала она, лаская тюк с бельем, когда-нибудь у нас, быть может, заведутся денежки, и мы купим домик в деревне. На Бэнк-стрит ты так и не уразумеешь, в чем прелесть жизни. Настоящей жизни, без миссис Вейнер и миссис Уайт, без папиных собутыльников, которые то и дело звонят у дверей. Такая жизнь ведь и взаправду существует, хоть и кажется иногда, что это просто мираж. Тогда тебя не будут тревожить грузовики под окнами, папа сможет охотиться, а я заведу лошадку. Баю-бай, - запела она, качая узелок, - баю-бай...
Женщина на миг замерла и заглянула в сверток.
- Вот молодчина, - шепнула она. - Уснула. Бедняжка тут с нами совсем умаялась. Подумать только, Алекс, мы вытащили её за город, а теперь тащим назад. Такие трудные переезды, и ни единой жалобы. Кто другой на её месте давно бы поднял крик. Ты заметил, что спящая Элоиза очень похожа на тебя?
- Угу, - буркнул он, стараясь, чтобы голос звучал устало.
- Надо будет её сфотографировать, - тихо, словно боясь разбудить Элоизу, продолжала женщина. - И завести дневник.
- Перестань, - сказал Алекс. - Я хочу почитать.
- Хорошо, - ответила она. И, как показалось Алексу, кашлянула.
- Надела бы свитер, дорогая, а то замерзнешь на ветру.
Ответа не последовало, и Алекс понял, что она плачет.
- В чем дело?
- Я хочу ребенка, - шепнула она.
- Ну зачем именно сейчас заводить этот разговор? Ты же знаешь, что мы пока не в состоянии его прокормить.
- Да, но я хочу! Мне все надоело, Алекс, никакой нет жизни!
- Зачем ты травишь себе душу? Пожалей свои нервы. Сейчас мы бессильны что-либо изменить.
- И так будет всегда.
- Чего же ты тогда распаляешься?
- Распаляюсь, потому что все зависит от нас.
- Что именно?
- Ты мог бы жениться на мне.
- Что это тебе даст?
- Очень многое. Почувствую себя человеком.
- Не впадай в сантименты.
- Мама впала в сантименты, Элоиза, - молвила женщина. - Успокой свою сентиментальную мать, доченька, рассмеши её, не то удавится.
- Пожалуйста, не заводи ты опять эту пластинку, - устало сказал Алекс.
Она перестала всхлипывать и склонилась к узелку.
- Папа нас совсем не понимает. Совсем-совсем не понимает.
- Перестань, - взмолился он.
- Ты все дремлешь, ты все дремлешь, братец Джон, братец Джон, заунывно запела женщина..
- Господи, да хватит же!
- Уже утро, уже утро, слышишь звон...
И тут Алекс испугался, поняв, что это конец. Все было бы гораздо проще, если б они расстались на холодной станции подземки или в дверях ресторана, если б она топала в отчаянии ногами и ревела. Но лишиться её вот так, под простые слова тихой песенки, в которой ему слышалось лишь смирение...