— Поверьте мне… не помню. Знаю, что немало. Но сколько, не помню… ей-богу, — и Карпецкий перекрестился.
— Бог вам не поможет, назовите фамилии.
— Не помню.
— Кто такой Ахметыч, которому вы подарили фотографию?
— Мой бывший осведомитель.
— Это его фамилия или псевдоним?
— Фамилия, а кличка была «Бештау».
— А как его зовут?
— Забыл… склероз… понимаете, возраст…
— Вам известно его местожительство?
— Нет.
— Карпецкий, побойтесь бога, в которого вы верите. Вы же с Ахматовым, а не с Ахметычем, как утверждаете, недавно встречались, неужели думаете, что нам это неизвестно? Назовите других осведомителей, находившихся у вас на связи.
— Не помню. Их много… было, — продолжал упорствовать Карпецкий.
— Мы ждем от вас искренних показаний. Скажите, Карпецкий, какие ваши поручения выполнял Ахметов?
— Он состоял вестовым при штабе. Доносил о настроении солдат охранного взвода… Вот и все.
— Кто этот армянин, который стоит на фотографии рядом с вами?
— Не помню.
— Опять «склероз»… Так мы тогда напомним, Карпецкий. Это Сарапетян из военного трибунала. Где он сейчас?
— Не знаю… Клянусь богом, не знаю.
— Вы Сарапетяна никогда после того расстрела не встречали?
— Нет… вернее, кажется… однажды… не так давно… вроде бы его видел, здесь в Москве… но точно утверждать не могу…
— А остальных лиц, принимавших участие в данном расстреле, вы знаете?
— Нет.
— Ахметов имел какое-либо отношение к тем троим расстрелянным?
— Точно не помню, но думаю, что нет.
— Хорошо. Мы дадим вам время все вспомнить. Ответьте на такой вопрос. Вы принимали участие в расстреле коммунистов и лояльно настроенных к Советской власти жителей Кавмингруппы?
— Я?! Нет.
— А за что вы получили два Георгиевских креста?
— По совокупности… За службу царю…
— По совокупности вы случайно не знали Анджиевского Григория Григорьевича?
— Анджиевского?! Я много слышал о нем… Видеть не приходилось… Нет, не приходилось, — после некоторого раздумья медленно произнес Карпецкий.
— И даже на месте казни?
— Я имел в виду… живого.
— При каких обстоятельствах был арестован и казнен Анджиевский Григорий Григорьевич?
При этом вопросе Карпецкий настороженно посмотрел на меня.
— Повторяю, Анджиевского я видел только мертвого, после казни… Он, кажется, целые сутки висел в Пятигорске… К его аресту и казни я не имел никакого отношения.
— Карпецкий, как вы бросили на произвол судьбы свою первую жену?
— Жену? А вы что, ее знали? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Карпецкий.
— Отвечайте на вопрос.
— Не помню, как все это случилось…
— А вы помните, что хранили под паркетом у себя в комнате?
— Под паркетом… у себя в комнате…
— Да.
— У себя… в комнате… — По всему видно, что этот вопрос застал Карпецкого врасплох. — Браунинг, — наконец выдавил он из себя.
— Вам предъявляется бельгийский никелированный браунинг за № 018171. Это ваш браунинг?
Карпецкий взял браунинг, повертел его, а затем дрожащими руками положил на стол.
— Да, этот браунинг принадлежит мне.
— Что вы рассчитывали с ним делать?
— Защищаться… или же… — сказал Карпецкий и вдруг замолчал.
— Карпецкий, если вас сейчас повезти в Пятигорск и показать старожилам, как бы они отреагировали?
— Если бы узнали, наверное, повесили бы, — тихо ответил он.
Допрос продолжался до позднего вечера. Мы понимали, что Карпецкий больше ничего не скажет о своей работе у атамана Шкуро, а документов, которые могли бы его изобличить, у нас не было. Чувствуя это, Карпецкий уходил от ответа на те вопросы, которые могли бы ему повредить. Да к тому же возраст и давность совершенного преступления давали ему надежду на снисхождение. Тем не менее к концу допроса Карпецкий на вопрос, в чем же все-таки он считает себя виновным, ответил:
— Гражданин следователь… По роду своих обязанностей я арестовывал и предавал суду революционно настроенных людей… Как позднее понял, в этом была моя вина перед богом и… властью Советов… Но что я смог сделать?.. Я… слабый… человек. Мне плохо… дайте воды… воды… — и Карпецкий повалился со стула.
Пришлось вызвать врача. У Карпецкого был сердечный приступ, врач долго приводил его в чувство.
Посоветовавшись с прокурором, мы отпустили Карпецкого домой, порекомендовав ему вспомнить о своей деятельности в армии атамана Шкуро… На этом месте я сделал паузу.