А я в тот год как раз начал задумываться. Мне уже громыхнул тридцатник, после этой даты быть «пацаном» как-то уже неприлично. Я сумел выжить во всех говнотерках крайнего периода нашей новейшей истории. И в меня стреляли, и я стрелял, приходилось убивать – просто ради того, чтобы выжить. Но все когда-то заканчивается, верно? Если боженька довел меня до тридцати с гаком целым и невредимым, а до этого – он целым и невредимым провел меня по Афгану, по Джелалабаду – значит, он что-то хотел мне этим сказать, верно? Многих из моих корешей – того же Туза – не было в живых. В братстве – афганском нашем братстве – на меня смотрели, и смотрели нехорошо, хоть и не говорили ничего, но смотрели, а молчание порой – страшнее любых слов. Да и… побывал я на месте, посмотрел на людей, разом оказавшихся без работы, без денег, без всего. Посмотрел им в глаза – и подумал, что к недоброму идем. Черпаем, черпаем… а ведь уже по дну скребем…
А что будет, когда выскребем?
Короче, решил я тогда завязывать. Деньги у меня были какие-никакие, благо – в долларах и в наличной форме, а доллар тогда ровно в четыре раза подскочил. С банком тоже были какие-то непонятки, но мне удалось договориться. Вместо мертвого и никому не нужного залога – живые деньги, да еще баксы. Короче, выкупил я все, съездил туда, собрал людей. Сказал, что я теперь старший и будем работать. Еще сказал, что афганец и на произвол судьбы их не брошу. Так вот и начали работать. Сначала трудно было – этот придурок в лучших традициях российского капитализма вынул из бизнеса все деньги, какие там были. Сейчас – стало легче. Все-таки товар востребованный – люди каждый день кушают.
Братва к моему поступку отнеслась по-разному. Все-таки авторитет я наработал какой-никакой. Многие с пониманием. Кто-то открыто говорил, что мне надо определиться конкретно, кто я по жизни, коммерс или братан. И если коммерс – то должен платить. А вот Иван Александрович, глава нашего местного союза афганцев, впервые за много лет пожал мне руку. Возможно, и поэтому, хоть и буровили тут некоторые… типажи, но конкретно на сходку вопрос по мне не выносили. Понимали, что придется иметь дело не только лично со мной, но и со всем афганским братством. А люди в нем непростые. Особенно у нас в Ростове.
Короче говоря, жизнь бьет ключом, и все больше по башке…
Я стою на заправке у самой границы. Дальше по трассе – Украина и шахтерский край – Донецк. Место конкретное… могила. Многих уже нет в живых, такого беспредела, как в Донецке, у нас не было. Конкретная мафия там появилась еще в конце восьмидесятых, когда передовой отряд рабочего класса – шахтеры – полюбили стучать касками по мостовой. Они придумали делать это первыми, и в попытке задобрить такую организованную силу – правительство начало направлять в шахтерские регионы товары народного потребления, которые закупались за валюту. Все, начиная от женских колготок и заканчивая телевизорами «Шарп» и автомобилями «Тойота». Шахтеры тогда получали конкретно, зарплата в забое нередко превышала тысячу рублей, при том что за несколько тысяч можно было уже взять кооперативную квартиру. Так что бабки у них были. И они быстро сообразили, что чем больше ты стучишь, тем больше приедет в область ништяков. А потом – не стало Союза, но по первым годам изменений было мало. Уголь был экспортным товаром, за него платили валютой, это был один из тех немногих товаров, которые советская и постсоветская экономика могли предложить миру, не стыдясь. А деловые тогда на шахты конкретно еще не присели, в основном все шло по инерции, директор шахты в какой-то степени был и ее хозяином. И чтобы не иметь проблем с трудовым коллективом, он опять-таки покупал на какую-то часть инвалютной выручки импортного ширпотреба и привозил в страну. Так что склады шахт в то время были ой какими богатыми. И около них – ох, много всякого народу крутилось…
В числе прочих был и мой кореш Жека. Кореш не по движению – по армии еще. Пятнадцатая бригада спецназа, Джелалабад, Хост… Афган, короче. Самые страшные годы, перед выводом, когда духи поняли, что побеждают. В отряде он был известен как Жека, или Дон, а вернувшись на Донбасс, приобрел кликуху Жека Десантник. Или «братан Десантник». Все потому, что спецназа официально не существовало, у нас даже в военниках было написано – ВДВ, а во время мероприятий в бригаде мы носили десантную форму и голубые береты. Дембельнувшись, мы сохранили старые связи, я вернулся в свой Ростов, он – в свой Донецк. Оба пошли по одному и тому же пути, когда все валиться стало, – в братву. Оба выжили во всех говнотерках, там где выжить было практически невозможно. Понятно, что держались друг за друга – иначе не выжить. Мы с ним еще в девяносто втором договорились, что если одному из нас жить станет совсем не весело, то другой примет его у себя в стране. Благо Россия и Украина – теперь разные государства… хотя какие, к чертям, разные. Это даже не смешно…