Уже стемнело. Последний свет дня, скрывшийся на горной вершине, взметнулся в темно-голубое небо и исчез. В потемневшем воздухе сверкали только разъяренные человеческие глаза.
Затуманились слезами глаза у отца Янароса, бегал он то к солдатам, то к своим, молил: «не надо крови, не надо крови». Но бесы уже сорвались с цепи, пролитая кровь вопияла и требовала другой крови. Солдаты и крестьяне уже схватились врукопашную, подбежали женщины, стали бить камнями по головам.
– Огонь! – опять приказал капитан и прицелился в отца Янароса. Камень разбил тому подбородок, и кровь текла по бороде. '
Уже приставил капитан револьвер к груди отца Янароса, но не успел спустить курок: навалился на него Андреас, вцепился в руку, и оба покатились на землю.
– Мясник! – рычал над ним медник. – Пришел и наш черед, не всегда будем мы барашками! Сейчас я тебя прирежу!
Собрал все силы капитан, вскочил с земли, но Андреас крепко держал его за шею и заносил над ним нож.
Раздался душераздирающий вопль: женщина, с красным бантом в волосах подскочила к, капитану и, крепко обняв, заслонила собой
– Софоклис мой, Софоклис! - лепетала она сквозь слезы.
Андреас не успел удержать нож на лету и с размаху всадил его в сердце женщины. Покатилась она. по земле, шевельнула губами, обхватила руками сапоги капитана и испустила дух.
–Убит капитан! – раздался чей-то голос среди солдат. – Бросай оружие, ребята!
Это был Стратис, отшвырнувший винтовку.
Но сержант бросился выручать капитана из рук Андреаса, снова подминавшего его под себя. Кровь текла у капитана по лицу и рукам, большой камень угодил ему в колено, и он не мог стоять. Подбежал отец Янарос, обнял его, прижал к себе.
– Он – мой! – кричал он, закрывая капитана своим телом.
Поднялся мощный рев, разъяренная река прорвала запруды и разлилась. Мотыги, серпы, садовые ножи, вилы тесным кольцом сжимали малочисленных солдат, еще оказывавших сопротивление, оттеснили Мандраса с его людьми, прижали их к стене, не давая шелохнуться.
Пречистая стояла теперь на пороге казармы, Ее поддерживали двое стариков. Лицо Ее было обращено к дерущимся, и в полумраке глаза Ее блестели, словно, и правда, были полны слез.
Сержант с несколькими солдатами пытался сопротивляться, но все они оказались в руках у крестьян. Капитан с разбитой головой катался по земле, кусая губы, чтобы не стонать.
Старый Мандрас и трое его сыновей, оставшихся в живых, вскочили на стену, к которой их прижали, и еще сопротивлялись.
– Сдавайся, Мандрас! - крикнул ему отец Янарос. – Хватит пролитой крови! Бог мне свидетель, не хотел я этого!
– Убил ты, сволочь, моего Павлиса! – рычал Мандрас, вытирая дергающиеся глаза. Он не выдержал и зарыдал в голос.
Накатилась на них огромная волна, подмяла и загнала всех вместе, солдат и старейшин, в большой двор казармы. Последнего внес на руках отец Янарос – это был капитан, – принес воды, промыл ему раны, заботливо усадил в углу двора.
– Не сердись, кир капитан, – сказал он. – Все с Божьей помощью кончится хорошо. Что получилось – то получилось. Зато теперь конец злу.
Он повернулся к своим.
– Принесите веревки, мы их свяжем. Но не бейте их, это наши братья, они этого не знают, но мы-то знаем. Давайте свяжем, чтобы не противились примирению. А потом, может, даже сегодня ночью, всех освободим. Клянусь душой моей, что предстанет перед Богом. Всех, всех, клянусь!
Поднял капитан окровавленную голову.
– Предатель! – заорал он и плюнул в него.
– Раз не хотите, чтобы вас добром освободили, освободим силой! – приговаривал медник, связывая крепкой веревкой старейшин и солдат.