Теперь надо опять перезарядить пистолет — у нас снайпера могут быть по близости, скорее всего они покинули позиции, но — береженого и бог бережет. И отправляемся оказывать первую помощь гестаповцу. Пульс есть и глаза открыты. Взгляд, конечно, пока не осмысленный, но это пройдет. Первый раз, наверное, под огнем. Крови не видно и следов переломов конечностей не видно. Значит будем ждать «скорую помощь» и контролировать окрестности. Мусороуборочная машина идет к нам, вот это лишнее, и я стреляю в смуглое лицо человека в униформе мусорщика. Почему стреляю — для этого есть все основания. У мусорщика в руках весло — автомат Калашникова с деревянным прикладом. Автомат Калашникова не входит в перечень оборудования, приспособленного для сбора и утилизации отходов. Мусороуборочная машина разворачивается и уезжает. Пистолетные пули не наносят видимого урона этому автомобилю. На этом, наверное, всё. Сирены начинают напоминать грохот Ниагарского водопада. Вокруг полицейские и врачи. Гестаповца погрузили в машину «скорой помощи» и увезли. Меня же повезли в комиссариат — полиция желает знать, что произошло. Я же молчу — у меня стресс и посттравматический синдром. Ля полицейских этого объяснения хватило. Затем меня передают караулу из легионеров и меня везут в Главный штаб Иностранного Легиона. Ехать из Марселя не так и далеко, но час поспать у меня есть. Как можно спать при таком стрессе, не знаю у меня вот такая реакция организма. После такой встряски просто сон. Разбудили м пня уже в Обани и сразу на глаза к генералу.
Вот для него мой посттравматический синдром не прокатил. Орал генерал почти час и ругался, и ругался. Затем он выдохся и я смог доложить обстоятельства перестрелки. Пока генерал кричал я узнал, что нас охраняли и одновременно мы были наживкой. Но группа охраны и группа силовой поддержки сегодня рано утром перестали выходить на связь и пропали бесследно. Теперь стало понятно, почему так спокоен был гестаповец он знал о прикрытии. Но нам прикрытие мало помогло. Гестаповец в реанимации — осколок его все-таки достал. Но жизнь гестаповцу спасут. Это хорошая новость. Есть и плохая новость. Офис филиала фармацевтической компании сгорел до тла и никаких улик не осталось. От слова совсем не осталось. Только пепел и всё. Следов нет, тупик и никакого направления для поиска. Я продолжаю доклад и утверждаю, что след остался — мусороуборочная компания которой принадлежал грузовик, экипаж которого пытался атаковать меня на стоянке. Это твердый след, и мы можем отработать компанию и найти улики позволяющие привязать мусороуборочную компанию к нападению на нас и наших товарищей и тогда мы можем выйти на заказчиков нападения. Сами корсиканцы не занимаются производством лекарств и были только исполнителями убийства наших товарищей. Оставлять такое без ответа нельзя. Тут генерал меня прерывает и начинает снова кричать, но уже как-то по-родственному что ли без особого гнева. Мол я в Легионе — без году неделя и туда же учить его старого легионера как надо реагировать на такие вызовы. Затем уже просто спрашивает — ты сможешь участвовать в операции возмездия. Так точно, мой генерал, только помоюсь и пополню боекомплект. Все патроны расстрелял. Это окончательно переводит ситуацию в мирный домашний разговор. Меня хвалят и отпускают приводить себя в порядок.
Марсель.
Штаб-квартира городской мусороуборочной компании.
Доклад исполнителя топ-менеджеру компании. Мы очистили места ликвидаций и никаких следов там не найдут. Тела переработаны и утилизированы в стройматериалы. Стройматериалы отгружены на строительство дорог. Автомобили уже разобраны и раскиданы на отдельные детали. Все детали от этих автомобилей отгружены в другие регионы. Концов не найдут даже если будут стараться. Есть только один неприятный момент. И здесь доклад клерка прерывает рык топа — один неприятный момент. Погибло пять человек из ликвидаторов, потеряны две машины и теперь у полиции могут появиться концы к нам. Тела остались на месте и не были убраны следы. Это один неприятный момент. Это провал всего мероприятия. Не всё так страшно — документов на телах нет. Машины тоже к нам не приведут. Спецавтомобиль зачистки тоже смог скрыться и сейчас его утилизируют. Следов к нам для полиции нет. Опять рык топа — причём здесь полиция. К нам придут из Легиона, и они не будут нас сажать, они будут нас убивать. Идиот. Пошел вон.
Обань.
Пока я плескался в душе и получал новую форму, взамен старой и обедал. Уже были собраны ударные группы. Иностранный Легион не проводит операции на территории Франции, силовые операции проводятся легионерами либо за границей, либо в заморских департаментах. Но в случае необходимости привлекаются силы из частных охранных предприятий, созданных легионерами, ушедшими в отставку. Бывших легионеров не бывает вот так.
Для подготовки операции возмездия уже выделены помещения в ангаре и там готовят план местности и карту для проработки деталей операции. Спутниковые фотографии уже привезены и из них готовят карту местности с самыми последними изменениями. План мусороперерабатывающего завода доставлен из архива мэрии Марселя. Уже выставлены машины с наблюдателями у штаб-квартиры мусороуборочной компании и идут доклады в оперативный центр о движении на целях. За товарищей надо спрашивать и спрашивать по полной. Никто из виновных не уйдет. Один из стрелков оказался живой, хотя и сильно раненный. Его допрос идет уже третий час. Пленного уже раскололи и данные топа и клерка и тех, кто участвовал в расстреле наших товарищей уже в разработке. Устанавливаются адреса пребывания и отправляются группы для установления точного местонахождения всех причастных к убийствам легионеров. Полиции данные не передаются, но и в полиции есть легионеры. Есть те, кто уволился и пошел работать в полицию Марселя и Обани. Подозреваю они туда в полицию пошли целенаправленно имеются бывшие легионеры и в прокуратуре и даже в суде. Работа идет быстро и продуктивно. Мне пока не нашли занятия и что бы не мешал отправили читать материалы и сводки. Разбираю донесения и вхожу в курс дела.
Целей у нас будет три — цех мусороперерабатывающего завода и его офис. Вторая цель — цех разборки украденных автомобилей, и третья цель — здание офиса самой компании. Это административные здания и производственные помещения. Физические цели — работники цехов, которые непосредственно участвовали в уничтожение тел убитых и сокрытии следов и наконец руководство и непосредственные исполнители убийств. Они как раз сейчас собираются в здании компании. Есть ограничение по степени воздействия на цели — клерк и топ должны быть в состоянии отвечать на вопросы перед смертью. Остальные живыми не нужны. За пять часов подготовки — организованы команды, которые пойдут на штурм цехов и здания офиса компании. Без особых митингов и речей они отправляются в бой. Я же причислен к команде, предназначенной для штурма здания офиса компании и захвата клерка и топа. Правда делать мне ничего не нужно, я скорее на подхвате у более опытных спецов. Всё проходит буднично и как-то совсем без пафоса. Люди просто выполняют свою работу спокойно и как-то даже не волнуясь о результате. Все уверены в полном успехе и конечном результате. Так и получается — я нахожусь в резерве со старшим операции и слышу доклады. Один за другим проходят оклады о захвате производственных помещений и ликвидации целей. Ликвидируют не всех, кто находиться в этих помещениях — только тех, кто участвовал в налете и убийстве легионеров. Вот и у нас тоже — здание захвачено и офис компании под нашим контролем. Непричастных сгоняют в подвал. Участников нападения проверили по приметам и убили. Не пытали и не издевались — просто расстреляли. Вот и главные этой компании корсиканцев. Нас интересует только один вопрос — кто заказчик. Но вот ответа мы не получили. Оба корсиканца получившие заказ не могут рассказать — кто им заказал легионеров. Хотят, но не могут. Не знают. Применяют химические стимуляторы, но и сейчас они не могут рассказать. Только обезличенные переговоры и наличные деньги и вот всё, что нам могут сказать эти бывшие люди. Их можно не убивать они теперь овощи. Но их всё равно расстреливают. Вся операция возмездия заняла восемь часов. Пять часов подготовки и три часа активных действий. Восемь часов и мы снова на базе. К нам следов не осталось. Цеха сгорели и офисное здание компании тоже сгорело. Работали все в масках и камуфляж германский и оружие немецкое. Никаких следов ведущих к иностранному Легиону не осталось. Хотя все всё понимают, но предъявить нам нечего.
Москва.
Наши контрагенты в Марселе пропали. Сгорели производственные помещения и офисное здание компании. Обнаружены обгоревшие тела со следами огнестрельных ранений. По мнению экспертов — произошедшее дело рук специалистов Иностранного Легиона. Но у полиции нет никаких улик. Рекомендации только одни — свернуть все операции и зачистить посредников при контракте на легионеров. Никаких действий в отношении цели не предпринимать. Снять контроль со счетов и не проводить никаких действий ведущих к обнаружению нашего интереса к цели. С этим решением согласились все входящие в руководство «Куратора».
Обань.
Мы же пили за помин души убитых наших товарищей. Тела так и не были обнаружены. Найти останки в переработанном материале уже невозможно. Тела будут теперь лежать в полотне дороги из Марселя в Тулон. Именно туда отправили строительные материалы, в которые попали частицы тел наших погибших. Но виновные в их смерти убиты, и легионеры отомщены…
Глава 14
Сознание приходило ко мне частями — сначала я почувствовал ноги, ноги жили своей жизнью, и я ощущал, как сокращались мышцы одна за другой в каком-то ритме. Знакомом, но я не мог вспомнить, что это за ритм. Затем я почувствовал свои внутренние органы и наконец включился мозг, и я открыл глаза, вокруг меня расстилалась снежное пространство, впереди меня шел человек и сбоку от меня шли люди в странной одежде, какой-то старой военной форме, нет, судя по всему, форма не была старой по времени изготовления, она была грязной и истрепанной. Одежда явно не была похожа на ту, которую я носил в Легионе. Взглянул наконец на руки и понял, что руки не мои. Грязные пальцы с обкусанными ногтями, но руки явно молодого парня. Не мои руки — музыкальные пальцы и сразу же воспоминание как я играю на рояле произведение Шуберта, сроду я на рояле не играл и не умел. Сейчас получается умею вот такая засада. Я получается сейчас в январе 1942 года и теперь нас гонят в штлаг №345 и снова воспоминание — я красноармеец Архипов Павел Петрович 1923 года рождения, попал в плен тяжело раненным в декабре 1941 года под Ясной Поляной. Обидно через двое суток немцев от Ясной Поляны откинули и затем погнали и погнали меня же немцы вывезли от линии фронта и отправили в госпиталь под Варшаву и после выздоровления определили в лагерь военнопленных. И теперь ежедневно в рабочей команде гоняют разгружать и грузить вагоны и платформы на железнодорожную станцию под Варшавой. По приказу главного командования РККА я получаюсь предатель — попадание в плен — это воинское преступление и ждет меня после войны фильтрационный лагерь и о музыке мне придется забыть. Хорошо если не отправят меня в Сибирь мыть золото. Интересно тяжелое ранение зачтут как смягчающее обстоятельство или нет. Хотя я далеко заглядываю после войны еще надо прожить эти годы. Здесь в лагере я загнусь от голода и холода уже очень скоро. Неделю назад сменили лагерную администрацию и теперь всем в лагере заправляют травники. Очередной выпуск школы надзирателей лагерной администрации обкатывают в реальных условиях. Школа лагерной администрации находится в Травниках, и выпуск называют так же травники. Набирают из особо отличившихся чинов Украинской вспомогательной полиции это у них идет как повышение. Я же русский и для меня эти украинские травники несут только одно смерть — первым делом они вычисляют евреев хотя немцы и фильтруют пленных, но люди всё равно находят варианты — то мусульманами прикинуться то арабами, но этих не обмануть какая-то просто звериная ненависть к евреям, они немцев переплюнут в жестокости. Теперь они решили, что я знаю о нескольких евреях в лагере. И просто лишили пайки — выбор оставили такой сдаю евреев тогда дадут паек, не сдаю, то помираю с голоду. Мне подкинули пару сухарей, но видимо помру. Нет так не пойдет обрываю я мысли и поступим мы по-другому. Надо бежать отсюда и пробиться в Белоруссию и там примкнуть к партизанам. Красноармеец Архипов теперь будет поступать по-другому. Гнали нас оказывается на работу, от голода попутал время и направление. Участок нам отвели разгружать уголь. Надо разбить замерзшие куски угля, которые лежат на платформе и тачкой отвезти в открытое хранилище метрах в ста от места разгрузки платформ с углем. Вид у меня заморенный и немец из железнодорожников решил помучить меня и выдал лом и отправил гравий долбить. Куча гравия у железнодорожных путей и время от времени по рельсам проходит маневровый паровоз и иногда эшелон. Лом меня пригнул к земле. Немец же радуется моему бессилию и стоит рядом и насмешки строит и еще сука время от времени пинает меня, и я падаю. Ноги меня не держат. Если так это продолжиться до жизни мне до вечера. Перед съемом с работы меня расстреляют перед строем — за отказ работать. Нормы я никакой не выполню. Что же раз такой конец жизни, надо отоварить ломом этого немца и забрать у него пистолет из кобуры. Кровь в жилах побежала быстрее, и я стал выжидать момент. Бить немца надо, когда будет проходить эшелон и в шуме проходящих вагонов не сразу поймут, что к чему. В суматохе прихвачу пистолет и на выход со станции и может получиться затеряться в городской застройке окраины Варшавы, здесь уже не сельская местность, но и не город — пригород. Если выгорит обойду Варшаву и уйду за Вислу и там уже будет видно, что дальше делать.