– За обоими?
– Да.
– Как же я выберу?
– Если бы за одной были страдания, а за другой – счастье, разве это был бы выбор? Выбирает ли греющаяся кошка, перебираясь опять на солнце, когда ее настигнет тень? А если бы за обоими дверями таилось благоденствие, то это и не выбор, а баловство.
– Ну, и эти двери одинаковы.
– Вот и нет. Произнеси «счастье», и каждый себе представит определенный образ, свой личный рай, а скажи «страдания» – и у каждого возникнет сомн видений. Все страдания – разные. Поэтому и двери эти разные.
– Но я не хочу выбирать из страданий!
– Ты просто не привык быть свободным. А ведь свобода и есть трудный выбор. Если выбор легок, то тобой руководят либо изнутри, либо снаружи, это легкость марионетки, возомнившей себя свободной. А трудным может быть выбор только между страданиями.
Бездомный со всезнающей ухмылкой отошел в сторону, предоставляя юноше свободу выбора. Марк чувствовал, что над ним либо потешаются, либо хотят унизить, что, как правило, одно и то же. Он хотел уйти, но не решался, потому что просто уйти нельзя, а чтобы что-то решительное сказать или сделать – не хватало духу. Бездомный отвлекся, прогоняя кошку, и это оказалось как нельзя кстати. Марк повернулся, сделал шаг и… провалился в открытый люк.
.
Глава 2
.
Марк не успел ни о чем подумать, пока летел вниз. Последнее, что он увидел, – ухмылка бездомного, как будто именно этого он и ожидал. Как бы то ни было, но юноша сам сделал шаг навстречу своей судьбе, которая с этого момента круто изменилась.
Марк приземлился на стул, который сначала спружинил, опустившись под ним почти до пола, потом снова распрямился и… побежал по длинному блестящему коридору. Юноша прижался к спинке стула и ухватился за него руками. Свет от ламп, которые зажигались при их приближении, отражался от стен коридора, и воображение Марка превратило эти отсветы в завораживающую игру света, в которой за кажущимся хаосом угадывалась некоторая скрытая закономерность.
Стул вместе с Марком вбежал в просторный полутемный зал и остановился перед двумя незнакомцами в старомодной одежде. Марк автоматически отметил, что они похожи на профессоров. Один – среднего возраста, уверенный и импозантный, второй – гораздо старше, растерянный и сутулый.
– Слава Гере, она нашла тебя, – произнес «уверенный». – Я – магистр Генри. А мой друг – магистр Петр.
Стул под Марком заерзал и подбросил его немного вверх, заставив встать.
– А многоуважаемый стул, который тебя встретил, – Леопольд.
Стул оббежал юношу, встал перед ним и сделал ножками подобие реверанса.
– Я, конечно, не магистр, но на мне восседали великие ученые и маги, и многим они обязаны, без лишней скромности…
Магистр Генри жестом прервал поток слов, исходящий неизвестным образом от стула. Леопольд сразу замолчал, но недовольно передернул своей спинкой.
– Наша задача – предотвратить разрушение этого мира, вернуть осознания в тела, в том числе и в тело твоей матери, – сказал магистр Генри. – Мы тебя оставим с Леопольдом и пастором ненадолго. А чуть позже к вам присоединятся и Белла с Сергеем.
Петр с любопытством оглядывался вокруг и, казалось, не совсем понимал, где находится. Магистр Генри тронул его вежливо за рукав, возвращая к реальности. Петр закивал и засеменил за товарищем.
Оба магистра исчезли в неосвещенной части зала. Марк по-прежнему оставался на удивление спокойным. Его человеческая, эмоциональная составляющая отошла на второй план, уступая метафизической сущности, которую, видимо, удивить гораздо сложнее. И как ни странно, но говорящий стул удивлял менее всего, потому что с развитием технологий говорящих предметов, выполняющих роль домашних роботов, становилось все больше.
Пастор и стул оказались в некотором замешательстве, оставшись без магистров. Первым прервал затянувшуюся паузу пастор.
– Я покажу наш скромный храм, – произнес священник, как потом оказалось, Церкви Святой Энтропии, и жестом пригласил к экскурсии.
– Ну, я-то здесь и так все знаю, да и мне ли не знать: кто только на мне не сидел, и многие-многие были адептами Церкви, – вставил слово Леопольд.
Они двинулись вглубь зала, за ними свет гас, а перед ними загорался. Контрастное освещение делало всю работу за Марка. Выхватываемые светом предметы и их резкие тени составляли неожиданные композиции.
– А это наш новый алтарь, – указал пастор на полупрозрачное сооружение, напоминающее кристалл, внутри которого мерцало множество огоньков.
– Старый мне нравился куда больше, – опять обратил на себя внимание Леопольд.
– Этот лучше передает суть учения, – наставническим тоном заметил пастор, сразу превратившись в мудрого служителя культа. – Рост энтропии – высшее благо и высшая цель развития осознания любого уровня.