Рука с хрустом высвободилась. Ценой свободы стали сломанные кости, значительное количество кожи и страдания. Без смазки, которую обеспечила вылившаяся из трубок жидкость и моя собственная кровь, цена была бы гораздо выше. Но и без этого я довольно долго не смогу держать меч в правой руке.
Громкий лязг. Ближе, чем был до этого. Открылась какая-то металлическая дверь.
На стойке, где размещались колбы и трубки, замигали красные огоньки, и раздался пронзительный звук, похожий на крик какой-то неведомой птицы, он повторялся снова и снова.
Сложно расстегивать пряжки туго натянутых ремней сломанной рукой и скользкими пальцами, не говоря уже о том, чтобы проделать это быстро, ожидая, что в любую секунду могут раздаться приближающиеся шаги. Проклиная все от боли и отчаяния, я сумел исступленными неловкими движениями освободить другое запястье.
Открылась не дверь, которая, как я предполагал, находится где-то у меня в изголовье, а небольшой и до сих пор не замеченный люк высоко в стене слева от меня. Существо, возникшее из темноты за маленькой дверцей, имело очень много ног − наверное с десяток − они сверкали серебром и были искусно соединены подвижными шарнирами. Основную часть насекомоподобного тела составлял яйцеобразный стеклянный сосуд, внутри которого хлюпала красная жидкость. Там, где у твари должен быть ротовой аппарат, торчала одна длинная игла.
Я начал расстегивать первый, самый верхний из шести ремней, которые плотно прижимали меня к столу.
Темнота в пещере была менее плотной, чем ночь снаружи. В глубине ее горел свет. Мы с Хаконом стали осторожно пробираться внутрь, зажав топор и меч в замерзших руках.
Свет мигнул снова, и на этот раз мы заметили, что он исходит из-под надписи «Бункер 17» над прямоугольным дверным проемом в конце пещеры.
− Свет Зодчих. − Холодный круг света, в котором не было никакого намека на огонь.
Хакон медленно поворачивался, проверяя затененные места. Я оглянулся на падающий снег, подсвечиваемый сиянием света Зодчих. Белый сонм беззвучно кружил по пещере. Я подумал о призраках, которых мы встретили. Духи тех, кто не в состоянии сделать последний верный выбор и достойно умереть, или кто-то еще старше... сознание давно умерших Зодчих, захваченное их машинами и отраженное в игре кукол и теней. Ранее мне приходилось встречать призраков обоих видов, и я решил, что эти призраки были настоящими, но теперь мои сомнения росли.
− Лучше нам остаться здесь, − сказал я, поворачиваясь и отходя от проема.
Как только я сделал это, меня настигла волна теплого воздуха, густой аромат жареного мяса. Я повернулся лицом к коридору, ведущему глубоко внутрь горы.
− Это ловушка. И не самая хитрая.
− На севере мы всегда получаем, что хотим, − поднял топор Хакон, глотая набежавшую в рот слюну.
Мой желудок заурчал. Пожав плечами, я последовал за своим спутником.
− И мы на юге тоже.
Вдоль всего коридора на потолке впереди нас загорались белые стеклянные диски. Возможно, действующим оставался только один из семи, но они обеспечивали лучшее освещение, чем любой факел или фонарь.
Через пятьдесят ярдов путь нам преградила тяжелая стальная дверь, но лишь отчасти. Дверное полотно, тяжелее боевого коня в доспехах, все скрученное ударами невообразимой силы, стояло просто прислоненным к проему, оставляя достаточно пространства, чтобы мимо него можно было протиснуться. Через проем сразу за дверью я увидел блестящее многоногое насекомое, серебрившееся в свете древних светильников. С иглой вместо рта и телом в виде сосуда, наполненного красным ядом.
− Вижу иглу, − сказал я не поворачиваясь. − Обойти ее будет трудно... − Я не спускал с твари глаз, опасаясь, что она может резко прыгнуть и ужалить меня через сапог. − Но, если врезать по ней мечом, думаю, проблема исчезнет.
Этот прием работает безотказно.
− Хо, − сказал Хакон. Я надеялся услышать больше энтузиазма, но лишь пожал плечами.
− Держи дверь. Я пролезу и стукну его.
− Ух. − И вслед за этим раздался грохот падающего на пол топора.
Обернувшись, я увидел вытянувшегося на полу Хакона. Пять металлических насекомых сидели на его спине, воткнув глубоко в плоть свои иглы.
− Вот... − Что-то маленькое и острое вонзилось мне в незащищенную часть спины, − ...черт! − Я развернулся, пытаясь сбросить эту штуковину, но она вцепилась в меня десятком когтистых лап. По спине разлилось тепло. − Сволочь!
Я шарахнулся назад, пытаясь раздробить существо об дверь. Но из маленьких люков в стене рядом с дверью выскочили другие такие же. Те, что были на Хаконе, высвободили свои иглы и метнулись ко мне.
Нескольких я разрубил мечом, отсекая лапы и разбивая тела, но сам стал оседать на пол с иглами в пояснице, бедре и ноге, и, прежде чем я успел разделаться с ними всеми, мои силы утекли, как вода из разбитой тыквы.
− Я помню тебя, маленький ублюдок! − Зарычал я на игло-жука, который спускался из невидимого теперь люка. Моя надежда, что он, возможно, не сумеет взобраться на стол, улетучилась, когда я увидел скорость, с какой он спускался по гладкой стене.
Первый из шести ремней отцепился, и я принялся за следующий. Когда насекомое скрылось под столом, до меня донеслось сухое клацанье его металлических ножек. Почему-то я был уверен, что под моей спиной есть отверстия, через которые он может меня ужалить. Я продолжал работать, пальцы скользили по следующей пряжке. Если тварью управляет какой-то интеллект, она будет держаться подальше от зоны досягаемости моих ног.
Клацанье коготков о стальную ножку сообщило мне, что тварь забирается на дальний край стола. Должно быть, ее коготки снабжены магнитиками: ни одно существо размером с кролика не смогло бы взобраться по металлической поверхности другим способом.
Я освободился от второго ремня и принялся за третий… пауза… осмотрелся. Две серебристых ноги зацепились за дальний край стола. Откинувшись назад, я потянулся к стойке с наполненными жидкостью колбами, их трубки свободно свисали, и содержимое вытекало на пол. Игло-жук перелез через край, от чего у меня по телу побежали мурашки. Он повернул голову к моей стянутой ремнями ноге, направляя иголку. На ее кончике поблескивала капля прозрачной жидкости… Тут я с ревом схватил стойку, поднимая ее над головой настолько, насколько позволяли ремни, и с грохотом опустил на стеклянное тело игло-жука. Повсюду разлетелись осколки, дергающееся тельце соскользнуло со стола и с хрупким треском упало на пол.
С лихорадочным возбуждением я расстегивал пряжки оставшихся ремней, осматривая стены и опасаясь прибытия других игло-жуков.
Минутой позже я уже опустил босые ступни на холодный пол и обнаружил, что ноги отказываются удерживать вес моего тела, даже такого тощего. Из запястья, через которое трубки пичкали меня своей гадостью, продолжала течь кровь. Кожа свисала лоскутами, и блестело живое мясо.
На столе обнаружилось несколько чистых и мягких подкладок, которые, видимо, предохраняли мою спину от пролежней. По всей длине стола тянулся спускаясь вниз желоб. Должно быть, они смывали мои нечистоты, когда я лежал без сознания. Меня наполнила ненависть. Кто бы ни сотворил это со мной, я его искалечу, а затем прикончу.
Дверь позади меня была серебристо-стальной, как и сам стол. Я огляделся в поисках оружия, но в комнате ничего не было, кроме изъеденных ржавчиной корпусов древних механизмов. Схватив стойку для снадобий как копье, я двинулся на дверь. Снаружи могло быть множество врагов. Не жуки же подняли меня на стол и пристегнули к нему.
Положив руку на дверь, я на мгновение остановился, пытаясь привести в порядок мысли. Неужели Катрин действительно была здесь? Неужели это она разбудила меня? А ее поцелуй казался совсем маловероятным − принцесса ненавидела меня, и не без оснований. Тут нож в сердце оказался бы более реалистичным приветствием. Тем не менее, что-то ведь разбудило меня от, должно быть, месяцев, или даже лет, спячки. А Катрин когда-то водила компанию с ведьмой грез, так почему бы это не быть ей? Возможно, она решила, что позволить мне проспать здесь, в недосягаемости для ночных кошмаров, всю жизнь, было бы для меня слишком хорошим концом.