Вспомнив, что за мной наблюдают, я оставил дверь и встал на пятачок перед подсматривающим за мной глазом, который висел высоко в углу и мигал маленьким красным огоньком.
− Я иду к тебе, и ты не скроешься от меня даже на том свете.
Взмахнув стойкой в вытянутой руке, я сбил коробку. Она ударилась о стену, затем об пол, линза выскочила, покатившись по полу, и я раздавил ее металлической ножкой стойки. Превосходный монолог, по крайней мере для человека без одежды, без оружия и без плана, но он распалил во мне огонь, кроме того, никогда не помешает посеять семена тревоги в умах ваших врагов.
Разрушение механизмов, созданных Зодчими, безусловно, ужасная утрата знаний и возможностей, которые находятся за пределами нашего воображения. Однако, когда проделываешь это, острые ощущения тебе гарантированы.
Дверь передо мной открылась − запирающий механизм разъело, металл разложился до необычного белого порошка − это хорошо, поскольку я находился не в том состоянии, чтобы ее вышибить. Самым удивительным в изделиях Зодчих всегда было не то, как они ломались, а то, каким образом многие из них до сих пор функционировали. Я ожидал, что по истечении одиннадцати долгих веков со дня Тысячи Солнц они все превратятся в пыль. По крайней мере ничего из того, что было создано в первые три столетия после этого события, до сего дня не дожило.
Коридор был покрыт толстым слоем пыли, по углам валялись развалившиеся корпуса игло-жуков. Ведущие вправо и влево лестницы заблокированы обломками рухнувшего потолка. Я двинулся дальше, к месту, где открывался проход в обе стороны. Слева от меня высилась куполообразная стальная машина, которая испускала мягкое свечение, льющееся через небольшие портики. Десятки игло-жуков и других подобных устройств − но с режущими дисками вместо игл или, наоборот, с нитями для шнуровки − валялись по всему полу, разбитые вдребезги. Те из них, что были менее всего повреждены, тесно прижались к куполу, словно ища у него поддержки. Когда я заглянул, некоторые дернулись в мою сторону, но ни один не преодолел и половины пути прежде, чем свет в их глазах угасал, и они переставали двигаться.
Комната справа излучала холод, в ней находилось несколько больших сундуков, белых, прямоугольных, без орнаментов и замков. Когда я в нее вошел, тело покрылось гусиной кожей. Наверное, просто от холода. Тяжело быть голым в месте, которое стремится причинить тебе зло. Слой какой-нибудь материи не очень бы меня защитил, но я бы чувствовал себя гораздо увереннее. У Ликурга я читал, что, когда римляне пришли к Утонувшим Островам, на них напали бреттанцы, на которых из одежды была только синяя краска на голое тело. Бреттанцы вымерли и уступили свои земли, но я уважаю их отвагу, если не тактику.
Стальной цилиндр длиной вполовину моей руки и чуть потолще нее стоял между сундуками. От его верха до низа протянулся длинный ремень из темного тканого пластика. Подняв цилиндр, я ощутил, что он тяжелее, чем я представлял. На нем была выштампована надпись неизвестными мне значками. Я повесил цилиндр через плечо. Грабитель определяет ценность похищенного, только покинув место преступления.
С помощью металлической стойки я поднял крышку одного из сундуков. С тихим вздохом из него вырвался морозный туман. Сундук был наполнен льдом и завернутыми в прозрачный пластик внутренними органами: сердца, печени, глазные яблоки в желе и прочая требуха, название которой лежит за пределами моего лексикона. Второй сундук хранил стеклянные флаконы, стянутые сверху и снизу металлическими кольцами, на них был выштампован символ эпидемии − три пересекающихся полумесяца. Это я знал по оружейному подвалу, который однажды поджег под горой Хонас.
Я сунул туда руку и взял наугад три флакона, их холод впился в мою плоть. Чтобы положить их на пол, пришлось отрывать вместе с кожей. Затем с помощью пластиковых трубок я привязал каждый флакон к ножке подставки. Я не знал, какая в них заключена болезнь и по-прежнему ли она смертельна, но, когда единственное твое оружие − неуклюжая металлическая палка с тупыми крючками, ты используешь все, что сможешь найти.
Повернувшись, чтобы уйти, я обнаружил в дверях привидение: Мисс Добрые-Глаза-и-Сострадание мерцала сейчас, как призрачный Зодчий, которого я видел почти год назад. Она была в длинном белом одеянии, почти как халат, но без складок и талии.
− Ты должен положить их обратно, Йорг. − Она указала на флаконы, привязанные к ножке стойки.
− Откуда ты знаешь мое имя? − Я подошел к ней.
− Я знаю многое о тебе, Йо…
Я прошел сквозь нее в коридор. Чаще всего переговоры − это просто оттягивание времени, а я уже достаточно долго ждал на том столе.
− …рг. Я знаю, что вписано в твою кровь. Я могла бы создать тебя заново, всего до мельчайших чешуек твоей кожи.
− Очень интересно, − отозвался я. − Где Хакон?
Я подошел к большой двери в конце коридора. Заперто.
− Тебе стоит прислушаться, Йорг. Трудно поддерживать эту проекцию так далеко от ...
− Твое имя, призрак.
− Калла Люфарж. Я ...
− Открой эту дверь, Калла.
− Ты должен понять, Йорг, механизмы имеют ограниченный срок службы. Мне нужны биологические единицы, чтобы продолжать мою работу. Даже чтобы поддерживать меня. Проекция имеет огра…
− Немедленно, − сказал я и ударил флаконами о металл.
− Не надо! − Она протянула руку, будто это могло остановить меня. Самое первое, что она мне сказала, − чтобы я положил их обратно. Это главное, на что стоило обратить внимание. Она сказала это так, словно они были не слишком важны... но она сказала это в первую очередь.
− Или что? − Я снова брякнул концом стойки об дверь, и флаконы дружно звякнули.
− Если этот объект будет заражен штаммом вируса альфа класса, он подлежит очистке. Я не могу ни отменить этот протокол, ни допустить, чтобы это произошло.
В ее прекрасном образе мелькнуло беспокойство. Призраки Зодчих были сотканы из историй человеческих жизней, каждая деталь спроецирована из миллиарда секунд наблюдений. Этот же, как я чувствовал, продвинулся гораздо дальше от их шаблонов, но ведь не так далеко, чтобы научиться испытывать страх?
− Очистке?
− Огнем. − Лицо Каллы коротко мигнуло выражением ужаса и мгновение спустя уже возвратилось к своей обычной безмятежности. Мне стало интересно, в какой момент это выражение было выхвачено из реальности и что заставило его появиться на лице настоящей Каллы, которая была из плоти и крови, как и я, но за долгие столетия превратилась в прах. И далеко ли эта находящаяся передо мной сущность отошла от своего реального прототипа, или настоящая Калла была такой же безумной? − Таким сильным, что оставит эти залы пустыми и дымными.
− Лучше открой эту чертову дверь. − И я крепко врезал стойкой.
− Осторожно! − Рука взлетела ко рту. − Хорошо! Она открыта!
В лежавшем за дверью зале тени чередовались с беспорядочно разбросанными пятнами такого яркого света, что мне пришлось прищуриться. Вдоль всех стен были установлены стальные столы. В ноздри ударил смрад разложения, смешанный с чем-то острым, вяжущим, химическим. На всех столах лежали трупы. На некоторых только куски. Некоторые были свежими. Некоторые разложившимися. В высоких, от пола до потолка, стеклянных цилиндрах плавали органы вперемешку с пузырьками воздуха − сердца, печени, длинные кишки. За ближним ко мне столом металлический скелет, или что-то подобное, склонился над одним из трупов. Несмотря на отсутствие мышц или плоти, существо двигалось, ловко сочлененными пальцами одной руки оно быстро вводило иглу от флакона с лекарствами в жизненно важные точки по всему телу лежащего перед ним трупа. Движения другой руки были более разнообразны, она отстегивала тело от стола, нажимала выпуклые кнопки на каких-то механизмах, заменяющих участки тела, такие как локтевые суставы. В завершение всего скелет повернул какой-то диск на устройстве, погруженном глубоко в грудную клетку трупа.