После затяжной остановки эшелон снова двигается. Становится легче на душе: эшелон не стоит на месте. Паровоз увеличивает скорость, как бы стараясь нагнать упущенное. А следом шли многие другие эшелоны с боевой техникой. Люди волновались. Расположившись на платформах у новых самоходок, укрытых брезентами, настороженно всматривались в предутренний рассвет.
* * *
4 часа утра. Скрежет металла, стук буферов, толчки вагонов и... остановка на незнакомой станции. Шум пара, клубы дыма. Послышался громкий голос часового:
- Товарищ начальник эшелона! Вас спрашивают!
Мы с капитаном вскакиваем с нар, выпрыгиваем из вагона. Нас встречают два улыбающихся офицера. Они представляются как приемщики доставленного груза. Крепко жмут нам руки, и мы слышим долгожданное:
- Поздравляем, друзья, с победой!!! Да! С победой! - повторяют они, видя, что мы еще не верим в сказанное.
Когда, наконец, до нашего сознания дошел смысл этих слов, мы бросились обнимать их.
- Выходит, что дальше не едем?
- Некуда, - отвечают они, - Как раз прибыли в предместье Берлина. Дальше ехать незачем. Там столько скопилось техники, что тесно. В Берлине разберутся и без нас с вами. Вот здесь и будете разгружаться. А сейчас построить всех и привести вон в ту рощу, - показывает старший приемщик в сторону от станции, на тополя.
- Шапки с лавки долой, собирайтесь, сваты, домой! - шутит начальник эшелона и отдает приказ на построение.
- Спешили, спешили... на тебе! - Начальник эшелона Куделин покачал головой, сдвинул на лоб фуражку и предложил закурить.
Бойцы выскакивают из вагонов. На ходу подгоняют обмундирование, спешат к месту сбора. Тысячи военных заполнили тополиную рощу.
Здесь открывается митинг. Зачитывается акт о капитуляции врага, приказ Верховного Главнокомандующего о победе Советской Армии, о разгроме фашизма.
- Люблю весну в начале мая, - слышатся реплики, и тут же раздается орудийный залп. Красные ракеты взвиваются в небо.
Это были уже другие, мирные выстрелы. Это были залпы победы, фейерверк праздника, победного торжества, победы добра над злом. А бойцы все стреляли в воздух из винтовок, автоматов, пистолетов.
Мы с капитаном тоже сделали залп из своих пистолетов.
Природа в это майское утро ликовала вместе с нами, вместе со всеми, произносившими радостное слово победа!.
- Не успели к завершающим боям, торжествуем победу здесь, - говорю я Куделину.
- Не волнуйтесь! Вы не один. Мы тоже об этом думаем, - сказал нам Герой Советского Союза сержант-пехотинец из другой части. - Вы танки, пушки везли, а мы ехали на помощь нашей пехоте. И не успели, - сетует герой-сержант. Хватит, говорят нам. Опаздывать нельзя. Вот теперь и гуляй среди затора... И сюда опоздали, и в Москву не успеть.
Тополиная роща заполнена военными до отказа. Прилегающие луга заставлены боевой техникой, покрытой маскировочными чехлами. А на станцию продолжают прибывать все новые и новые составы.
Звучат гармошки, песни. Эхо разносится по лесу, сливаясь с общим ликованием советских воинов.
Сбылись слова, сказанные партией в начале войны: Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Наш эшелон разгружается. Платформа за платформой подгоняются к разгрузочным площадкам. Самоходки -разворачиваются на платформах. С ревом сползают с помоста, и направляются на пустырь. Выстраиваются побатарейно.
С начальником эшелона следим за разгрузкой. Встречаем командира пятой батареи старшего лейтенанта Баранова. Он в ожидании своей очереди.
- О чем задумался?
- А ну вас! - махнув рукой, сердито отвечает Баранов.
- Ты в самом деле недоволен? - интересуемся мы.
- Доволен! Собой недоволен, - ответил он, снимая с себя шинель.
Когда подошли платформы с его техникой, Баранов сдвинул на затылок шапку (мы не успели сменить зимнее обмундирование на летнее), оправил гимнастерку с блестевшими на ней орденами. И как дирижер стал руководить выгрузкой. Внимательно следил за спуском новеньких грозных самоходных орудий с платформы по помосту, показывал, куда разворачивать машины. Глядя на надписи: На Берлин!, В логово фашизма!, Даешь Берлин!!! - Сергей улыбается.
На разрушенной станции, на хуторе в роще, в расположении воинских частей говорят репродукторы. Возле них скапливаются массы военных. Каждый старается протиснуться ближе, чтобы услышать родную, близкую для каждого сердца праздничную Москву.
По окончании разгрузки, во время стоянки нашего эшелона на запасных путях, мне и нескольким товарищам представилась возможность поехать на попутных в Берлин.
Мрачные, с завалами улицы, изрешеченные здания, огромные каркасы.
Немецкое население с помощью наших воинов расчищало от завалов улицы. Медленным шагом, понуро проходили по улицам искалеченного Берлина пленные фашистские солдаты.
Бранденбургские ворота продырявлены снарядами. Над прокопченным рейхстагом на каркасе его купола развевается советское алое знамя.
Изрытый пулями и снарядами памятник Вильгельму I, который восседает на позеленевшем от времени коне. Возле постамента груды камня, побитые львы, сваленные статуи.
Женщины с детьми образовали очередь к нашей солдатской кухне. Красноармейцы большими черпаками раздают им горячий мясной суп и гречневую кашу. Жители благодарят:
- Данке, данке. - А кто добавляет еще: - Гитлер капут!..
Наша Советская Армия, громя врага, несла народам освобождение и мир!..
Эшелон возвращался обратно. Вместо боевой техники в вагонах и на платформах военные, гражданские люди, которых наши воины вырвали из фашистского плена.
Прислушиваясь к оживленной беседе попутчиков, я стою в створках товарного вагона, наблюдаю за всем, мимо чего проходит эшелон, по следам тяжелых боев.
Кончилась война. Невыразимое чувство. Оно понятно только тем, кто испытал все тяготы войны, кто был не раз на грани смерти. И все еще не веришь наступившему мирному времени.
Скоро солдаты и офицеры всех рангов начнут возвращаться к семьям, к труду. Недалек тот день, когда и я распрощаюсь с воинской частью, с боевыми друзьями. Поеду к своей семье.
Прислонившись к раздвижной тяжелой створке вагона, я смотрел на изменяющийся пейзаж. Вот так же, в створках вагона, я стоял летом сорок первого, уезжая из Подмосковья на фронт.
Прошли тяжелые годы. С ликованием встречен день победы. Но немало и тех, кто уже никогда не увидит своих близких. К старшей сестре не вернется муж. Заботами о своих детях, в колхозном труде она будет заглушать свое горе. Жена с горечью будет вспоминать своих младших братьев Игоря и Аркадия. Они еще не успели по-настоящему осмыслить свою юную жизнь, как смерч войны смел их. А сколько таких семей, которые встретили или встретят покалеченного войной главу или члена семьи! Не встречусь и я с родителями. Через год после смерти отца похоронили мать. Так, не повидавшись с нами, не дождавшись нашего победного возвращения, ушли они из жизни...
Когда эшелон доставил нас к месту дислокации нашей части, у меня открылась рана. Начальник политотдела бригады товарищ Мельник направил меня на долечивание в Москву.
Снова госпиталь, но уже в мирные дни. Здесь и вышел из-под моих рук дружеский шарж на друзей по палате...
В Берлине завершился боевой путь многих бывших ополченцев Киевского района столицы. 173-я стрелковая дивизия (бывшая 21-я дивизия народного ополчения) до лета 1942 года занимала рубежи на подступах к Москве, а потом была переброшена под Сталинград, участвовала в контрнаступлении в составе сначала 65-й армии Донского, а затем 21-й армии Юго-Западного фронта и была преобразована в 77-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Она сражалась в боях под Курском, участвовала в Белорусской, Висло-Одерской операциях, форсировала реки - Оку, Днепр, Вислу, Одер, освобождала Чернигов, Калинковичи, Лодзь, Берлин. Почетное наименование ее - Черниговская. Дивизия была награждена орденами Ленина, Красного Знамени, Суворова II степени. Орденами и медалями были награждены около 10 тысяч воинов дивизии, 68 из них удостоены звания Героя Советского Союза.