Наконец вдалеке показалась крыша.
Журналист приободрился. Ускорил шаг. Вновь поверил в сенсацию. И пусть Генрих Карлович, утопая в своем кресле, говорит: «бесперспективняк» — он все равно сделает лучший репортаж в своей жизни. И судьба вознаградит его за выносливость и семижильность.
«БРАТСТВО» — гласила вывеска на шикарном коттедже, словно исполин возвышающемся над карликовыми деревцами тибетского нагорья.
Русские буквы темнели на этой вывеске. Родные.
Степан смахнул пот со лба и подошел ближе. Кроме русской вывески на доме в самом сердце Тибета, его смущало еще одно обстоятельство: из-за полуразрушенного каменного забора валил черный дым.
Вдруг там случилась беда? Вдруг кому-то нужна помощь?
Он постучал в тяжелую деревянную дверь. Тихо. Стукнул еще разок, посильнее.
— Эй, у вас там все в порядке? У меня есть мобильный телефон! Хотите, я вызову пожарных?
Над дверью со скрежетом открылась металлическая заслонка. Из амбразуры вылез пылесосный шланг с бутафорским окуляром на конце.
Степан замер, глядя на чудо техники. Шланг повернулся в одну сторону, потом в другую, затем слегка отпрянул, словно только что заметил гостя. И убрался обратно.
Степан прижал сумку к груди. Пробормотал:
— Вообще-то я по объявлению. Щиты ведь рекламные висят… И по телефону говорят всякое.
Еще секунду стояла тишина, а потом из-за забора полетели реплики.
— Кто проболтался? — наглый, самоуверенный голос с хрипотцой.
— Я молчал, как акула, — нервный басок.
— Одно дело местные монахи, а другое — на весь мир слава, — голос с восточными нотками. — Всё, допрыгались. Равновесие нарушилось.
— Братцы, что же теперь будет? Конец? — испуганный фальцет.
— Начало. Блин. Внедрение. Предателям. Хана, — металлический баритон.
— Я ж только информашку дал. Денежек хотел заколымить, для общих нужд. А то полгода уже за спасибо вкалываем, — виноватый голос.
— Информашку? — снова наглый с хрипотцой. — Денежек, значит, для общих нужд?
Степану показалось, что после этих слов началась потасовка. Он попытался заглянуть в замочную скважину, но туда был вставлен ключ. Тогда Степан прильнул ухом к двери. Судя по возне и пыхтенью, борьба велась со вкусом.
Заинтригованный, хотя и порядочно напуганный, Степан хотел забраться на забор, но не успел. Над ним кто-то пролетел и брякнулся в пыль.
Журналист вздрогнул и отошел в сторону.
Выброшенный мужик поднялся и стал ломиться в дверь, колошматя в нее кулаками.
— Пустите! Да пустите же, изверги бессердечные!
Степан обратил внимание: после того, как тело с внушительной скоростью покинуло пределы участка, возня прекратилась. Видимо, именно этот мужик дал объявление и против него ополчилось всё…
— Братство.
Слово само слетело с губ.
Путаясь в движениях, Степан достал из сумки диктофон.
Выставленный мужик перестал колотить в дверь, повернулся и уверенно зашагал в его сторону — но явно не для того, чтобы пожать руку или дать эксклюзивное интервью.
— Да ты… Да из-за тебя… Да я тебе…
— А что я? — возмутился Степан, нажимая «запись» и стараясь играть под ситуацию. — Сам же рекламу дал! Торгаш ты, как я погляжу. Этот, как его… — Он поискал слово пообиднее, но не придумал. И выпалил первое, что пришло на ум: — Бюргер, вот ты кто!
Того как змея укусила. Он остановился, словно наткнулся на невидимую стену, и стал хватать ртом воздух. Глаза его расширились. Степан даже немного испугался за мужика.
— Как ты узнал мое имя?
Из-за забора послышалось хихиканье. Потом — металлический голос.
— Новый. Наш. Пацан.
— Ага, лихо Бюргера поддел.
— Так ему!
— Кулио, слезь с загривка. Я тоже поглядеть хочу.
— Что, Бюргерюша, несладко? — сказал, похоже, тот самый Кулио, которого попросили убраться с холки.
После чего невидимый хор нараспев протянул:
— Лаша-а-ара!
— Ребятушки, а вдруг он шпион? Можно я его звездану, а?
— Погоди, Викинг. Мужики, впускайте их — сориентируемся. Гостя, в случае чего, никогда не поздно с утеса сбросить.
Тяжелая дверь со скрипом отворилась. Как в страшной сказке. Степан так и стоял — в тюрбане и пыльной сорочке, сжимая в одной руке жилетку, а в другой — диктофон.
Бюргер смотрел на него с плохо скрываемой обидой.
— Ладно, после разберетесь, — сказал мужик с недельной щетиной на лице и толкнул плечом дверь.