Там лежали вязанки виноградных лоз, выбранных из-за своей длины. Впрочем, ходили смутные слухи, что виноградники, разбитые на Монмартрском холме, в отличие от всех остальных, никогда не обрезали весной. Там лозам позволяли расти, чтобы обрезать их только летом, а затем сушить на жарком солнце.
Внезапно установилась гнетущая тишина. Стражники вели осужденного.
13
Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни
— Не может быть, — прошептал Марка, беря друга за руку.
Тело несчастного Поля де Ламбра еще не остыло. Полицейский закрыл ему глаза и отступил на шаг. Два убийства с интервалом в несколько минут в стенах одного и того же послушания… Это было абсурдно, чудовищно. Спародировать ритуал, убив сначала профана, потом брата, казнить беззащитного инвалида самым варварским способом — для этого нужно быть подлецом, выжившим из ума… В этом чувствовалось желание унизить и высмеять не только несчастных жертв, но и весь институт масонства.
Неожиданно сзади резко хлопнула дверь храма. Марка так и подпрыгнул. Какой-то человек бежал по коридору. Комиссар колебался лишь одно мгновение, а потом ринулся к выходу и бросился в погоню. В эти минуты он горько сожалел, что несколько месяцев назад прекратил бегать трусцой в парке Бют-Шомон. Вероятно, вскоре он уже не сможет догнать и своего двенадцатилетнего сына.
Марка мчался по коридорам, как вдруг заметил внизу лестницы темный силуэт. У него не оставалось времени предупредить братьев. Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тот, кого он догонял, направлялся к храму Груссье, самому просторному храму послушаний, который мог без труда вместить 300 братьев. Марка ворвался в открытую дверь. Если верить специальным изданиям, речь шла о наиболее примечательном масонском святилище столицы, однако у Марка не было времени восхищаться убранством. Он стоял в центре храма, на мозаичном полу, и внимательно разглядывал ряды кресел с каждой стороны. Слева раздался едва слышный звук. Антуан сжал рукоятку шпаги, висевшей у него на боку. В этот миг он подумал, что ритуальное оружие впервые послужит ему, чтобы защитить жизнь. Вдруг он увидел, как среди пустых рядов метнулась тень. Он хорошо разглядел человека, одетого в черное, с капюшоном, надвинутым на лицо, и, как будто в насмешку, с фартуком, повязанным на талии, и шпагой, прикрепленной к поясу. Комиссар закричал:
— Полиция! Всем оставаться на местах!
Не успев произнести фразу до конца, комиссар осознал абсурдность сложившейся ситуации. У него даже не было с собой табельного оружия, а ведь он имел дело с сумасшедшим, убившим двух несчастных человек за несколько минут.
Убийца выпрямился и повернулся к Марка. Мужчин разделяли какие-то метры. С быстротой молнии убийца с невидимым лицом выхватил нож и повернул его лезвием вперед. Несмотря на ткань, закрывавшую рот, Марка слышал его учащенное дыхание. Косые прорези для глаз придавали убийце вид умалишенного.
В течение нескольких секунд мужчины пристально смотрели друг на друга. Комиссар колебался, ему требовалось выиграть время. Вскоре должны прийти братья, и убийца окажется в мышеловке.
— Вы не сможете покинуть здание. Здесь есть только один выход, и он охраняется. Положите нож на землю. Медленно!
Человек даже не пошевелился. Антуан подошел ближе. Он выиграл один метр и несколько драгоценных секунд.
Убийца опустил нож и полоснул лезвием по фартуку, который тут же упал ему на бедра. Комиссар остановился.
Незнакомец приставил оружие к центру фартука. Комиссар, словно загипнотизированный этой пляской смерти, медленно двинулся вперед. Свет проникал в храм лишь через открытую створку двери.
Антуан подошел еще ближе. Его противник поднял руку и поднес ее к выключателю. Внезапно стало светло.
— А теперь ты видишь?
Убийца носил белый фартук, на котором золотыми нитями был вышит кинжал. На ткани расплывались два кровавых пятна.
— Ты один из нас? — прошептал Марка.
Его охватили сомнения.
Человек в капюшоне опустил нож еще ниже. В храме раздался его голос, измененный тканью:
— Наконец-то до тебя дошло. Разумеется, брат мой…
14
Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года
Фламель внимательно смотрел на осужденного, с трудом переставлявшего ноги. Он был одет в белоснежную рубаху, а его волосы были завязаны сзади в «конский хвост». Один из помощников палача втащил его на эшафот, а затем привязал к кресту. Народ по-прежнему хранил молчание. Было слышно, как на ветру потрескивают искры, летящие из зажженных факелов. Даже продажные девки, которых можно было узнать по крашеным волосам, не смеялись.