– Так поведайте нам, что вы нашли, – попросил епископ.
– Не много, – ответил Корнуолл. – Предложение тут, другое предложение там, но достаточно – по крайней мере для меня, – чтобы убедиться в том, что Древние – не совсем миф. Я отыскал книгу, скорее книжицу, настолько она была тонкая и изобиловала досадными пропусками, которая могла при желании послужить самоучителем языка Древних. Я выучил его, хотя до сих пор не знаю, в самом ли деле это язык Древних. К сожалению, мой запас слов невелик, я не способен передавать собеседнику свои мысли во всей их полноте. Как бы то ни было, я убежден, что человек, составлявший самоучитель, искренне верил в то, что обрабатывает язык Древних.
– А откуда он его узнал? Он ничего не объясняет?
– Нет. Но мне кажется, это не фальшивка.
– Вера, – заметил епископ, – весьма разумное основание для поступка.
– По-моему, да, – отозвался Корнуолл, – однако для других, возможно, нет.
– Что касается меня, – подал голос Оливер, – вера – мое оправдание. Я не желаю до конца жизни оставаться чердачным гоблином и тратить отпущенный мне срок впустую!
– Пожалуй, – произнес Корнуолл, – я тебя понимаю. Знаешь, Оливер, в университете есть что-то такое, что словно проникает в плоть и кровь. Он словно не от мира сего, как будто порожден чьей-то фантазией, где-то даже безумен. Погоня за знаниями становится самоцелью, которая не имеет никакого отношения к действительности. Но я беспокоюсь за Джиба и Хэла. Может, ты все-таки отдашь мне топор?
– Ты беспокоишься, – сказал Джиб, – и предлагаешь взять у меня топор потому, что ты не знал отшельника. Он столько для нас сделал, а мы так и не сумели его отблагодарить. Мы глядели на утес, у подножия которого он жил в своей пещере, и нам казалось, что само его присутствие избавляет нас от грехов. Иначе я объяснить не могу, уж не обессудьте. Я сидел рядом с ним в его последний час, я закрыл его одеялом, когда он отошел, и завалил вход в пещеру камнями, чтобы не забрались волки. Мне остается лишь одно, и я исполню его просьбу, потому что он доверился не кому-нибудь, а мне.
– Насколько я могу судить, – проговорил епископ, ерзая на стуле, – переубедить вас мне не удастся: вы твердо решили сложить свои буйные головушки. Но мне не понять, почему так настаивает на том, чтобы идти с вами, это милое дитя…
– Ваша светлость, – сказала Мэри, – у меня есть свои причины. Когда я была совсем маленькой, кто-то поставил меня на тропинку, я пошла по ней, и она привела меня к двум старикам, которым я стала дочерью. Я долго думала, откуда же вела та тропинка. Ведь она шла из Пустынного Края…
– Уж не хочешь ли ты сказать, – воскликнул потрясенный епископ, – что родилась в Пустынном Краю? Прости меня, но это же какая-то нелепость!
– Порой, – продолжала Мэри, – мне кое-что вспоминается: старый дом на вершине высокого холма, товарищи по играм, которые просят меня узнать их, но я никак не могу… Я не знаю, кто они, что они такое.
– Тебе не нужно знать, – заявил епископ.
– По-моему, ваша светлость, вы ошибаетесь, – не согласилась Мэри. – Мне нужно это узнать, и я узнаю.
– Пускай идет, – вмешался Плакси. – Хватит к ней приставать, у нее надежные спутники, и, сдается мне, ее примут любезнее, чем кого-либо из нас.
– А ты, Плакси? – спросил Хэл делано небрежным тоном. – Собрался навестить родные места?
– Я испугался, что не буду спать по ночам, – фыркнул гном. – Я оказался замешан во всем этом чуть ли не с самого начала. Посуди сам: я выковал тот меч, которым вооружен книжник, я выковал его не иначе как по велению судьбы. А то почему бы мы набрели на залежи руды? Не забывай, мы наткнулись на богатое гнездо в сносной, однако гораздо более бедной породе. Нет, это гнездо очутилось там неспроста, ибо все в мире происходит неспроста. И я не могу отделаться от мысли, что оно изначально предназначалось для клинка.
– Если так, – сказал Корнуолл, – то меч попал не в те руки. Я недостоин носить его, я не боец.
– Ночью в конюшне ты доказал обратное, – возразил Хэл.
– Что такое? – удивился епископ. – Какая такая конюшня? Вы с кем-то дрались?
– Да, у нас вышла небольшая стычка, – ответил Корнуолл. – Мы не стали рассказывать вам о ней, ваша светлость, поскольку, думается, все считали, что так будет лучше. Мы по-крупному повздорили с человеком по имени Лоуренс Бекетт. Вы слышали о нем?