- Не вашего ума дело! - со злостью бросил Медина, затем резко отстранился от Фредерики и поспешил к своему кабинету. - Надеюсь, дорогу вы знаете. Не подводите меня, Алварес!
Она пошла следом, поправила прическу и подумала, что матушка будет злиться, не найдя дочь дома, а что с ней станется при новости, что любимая дочь теперь трудится на кафедре, моет пробирки и ведет учет реактивов? Хорошо еще, что с вечера Фредди успела предупредить о том, что придет поздно.
Бегущий впереди Медина громко хлопнул дверью, распугав студенток-первокурсниц, которые наверняка пришли просить о пересдаче. Химия - сложный предмет, Фредерика помнила, сколько бессонных ночей потратила на попытки его выучить. Зато теперь неплохо разбиралась во всем этом и даже не раз посещала факультатив по данному предмету. Правда, он пользовался популярностью и среди прочих студенток: многие ходили туда просто смотреть на Медину и слушать его бархатный голос, который так чарующе рассказывал о способах изготовления разнообразных солей или очистке металлов.
Поэтому сейчас Фредди почти привычно зашла в помещение, накинула поверх одежды застиранный синий халат и взялась за уборку. Медина же стоял в своем рабочем кабинете и со злостью швырял на стол содержимое карманов. Часы, деньги, какая-то мелочевка, женский платок, такой розовый и кружевной, что точно принадлежал кому-то из студенток. Сверху полетели измятые листы с какими-то записками и откровенный мусор. По виду профессора никогда и не скажешь, что его одежда может хранить столько всего. Последними же Медина высыпал пригоршню серебряных монет. Старых, дореволюционных, с изображением Отца-Защитника.
Фредерика от неожиданности выронила ящик с пробирками. По виду монеты точно как та, что была в руке у погибшего инспектора.
Воспоминания нахлынули, сковали, лишили сил двигаться. Сколько там прошло часов? Не больше трёх. Смерть прошла совсем рядом, опалила шею своим дыханием, но забрала другого. Фредерика уже сталкивалась с таким, семь лет назад, когда бунтовщики ворвались в поместье, убили нескольких охранников и жениха Агаты. Фредерика помнила, как сестру избили и потащили куда-то в спальни, но тут появились другие бунтовщики, спокойные и собранные, все в новой темной военной форме, скрутили и увели первых. Как плакала сестра и как ее утешала матушка.
По щекам снова потекли слезы, а руки затряслись так мелко, что никак не получалось взять метлу и убрать осколки.
- Алварес! Что с вами такое? Если и дальше будете колотить наш инвентарь - на работе не задержитесь. И мое покровительство не поможет.
Фредди вхлипнула ещё громче, опустилась на колени и начала собирать крупные осколки в коробку. Медина сел рядом, обнял ее за плечи и прошептал на тийском:
- Говорят, что небо плачет вместе с красивыми женщинами. Пожалейте Эбердинг, Фредерика, он и так изнывает от сырости.
- Я не красива. Сейчас не красива.
- Глупости говорите. Вы прекрасны, как и все истинные доньи. Глаза и волосы темны, как ночь над Эбердингом, а губы яркие и напрашиваются на поцелуй.
Он говорил тихо, почти над самым ухом, но Фредди все равно чудилось, будто их слышат и разнесут о ее связи с профессором по всему университету. Хватит и того, что кричал сегодня ректор.
Медина и сам подумал о чем-то таком, быстро собрал осколки, встал и нахмурил брови.
- Уберите здесь все, Алварес, а я пока схожу за учебником по истории революции. Будете каждый день пересказывать мне по главе, пока не вызубрите все, включая имена авторов, редактора и иллюстраторов.
- Хорошо, профессор
Она опустила взгляд и взялась за метлу, но после не выдержала и спросила:
- Откуда у вас эти монеты? Не думала, что ими пользуется кто-то кроме матушкиных друзей.
- Мой отец жуткий ретроград и уверен, что не стоит хранить сбережения в деньгах, которые сами по себе ничего не стоят. А серебро ценно при любой власти и в любой стране. И не заговаривайте мне зубы, Алварес! Здесь еще уборки на несколько часов, а мне надо заняться бумагами.
Фредерика кивнула и погрузилась в работу, тайком поглядывая на стол профессора. Что же потерял Медина?
* 6 * (Хавьер)
Хавьер усадил девчонку-вержа в свою машину и довез до ближайшего кафе, в котором продавали мороженое. Ирр отказалась выходить, вцепилась в дверную ручку и качала головой. Гончая вбила себе в голову, что стоит покинуть салон, как сразу же набегут патрульные, скрутят и дадут ей плетей, как бывало раньше. На самом деле на Первой линии уже давно не обращали внимания на вержей, если у тех были в порядке документы.
Но переубедить Ирр оказалось нереально, поэтому Хавьер сам сходил за мороженым и принес ей самый большой рожок, в который сложили целую гору разноцветных шариков, обсыпали их колотыми орешками и облили двумя видами сиропа. Ирр смотрела на все это недоверчиво, вначале смешно принюхивалась, затем лизнула самым кончиком языка и только после этого решилась укусить. Хавьер краем глаза наблюдал за ней и внутренне улыбался. Такая серьезная и настороженная. А еще злится за что-то на донов.
Пока Ирр ела мороженое, они успели доехать до особого управления. Ранним утром, когда вызов со Второй линии перехватил Хавьера уже по дороге домой, все казалось простым и понятным. Потерявшие всякий страх жители окраин снова решили поправить свое благополучие за счет припозднившегося гуляки, а местные сыщики побоялись портить статистику и попытались выдать обычный грабеж за серьезное преступление Сейчас же Хавьер думал совсем иначе.
Преступник пришел через разрыв пространства, убил Морено одним точным ударом, а после сделал все, чтобы замести следы. Ни единой улики или зацепки, идеальное преступление. А все, что сейчас есть у Хавьера - измышление девчонки-вержа и собственные видения, о которых никому не расскажешь. И те объясняли происхождение монеты, а никак не причины гибели инспектора Морено.
Свогор Кроу, начальник управления, делал вид, что не знает об особенных талантах Хавьера, о его происхождении и других тайнах. Ценить рабочие качества больше тайн - редкость, в их непростое время. Но и Кроу не примет видения за улику, как и показания Ирр.
Та снова прилипла к окну и разглядывала дома Первой линии. Молоденькая ещё, лет двадцать, не больше. Симпатичная: большие глаза и пухлые губы, аккуратный нос, не как бывало у тех самых нелюбимых Ирр донн. И волосы слишком яркие для человека, а в остальном ни единого признака вержа. Если не знать точно, что перед тобой гончая - не догадаешься. Но, как шутил один друг Хавьера, с этой нелюдью расслабляться нельзя, раздевая такую красотку нужно быть готовым заметить хвост, а то и что похуже. Шерсть по всей спине, к примеру. Хотя Хавьер знал, что в Эбердинге хватало любителей и таких вещей, поэтому бордель со Второй линии, где трудились только вержи, считался самым популярным во всем округе. За ночь с гончей любители экзотики готовы были отвалить сумму в месячное жалование Хавьера. А Ирр трудилась в полиции, практически за еду и вздыхала над мечтой о мороженом и не похоже, что имела какого-то покровителя или просто спутника.
- Когда вернёте меня в участок? - заговорила она.
Хавьер же припарковал машину возле непременного здания особого управления, помог девушке выйти и придержал дверь в здание. Ирр смущалась, фыркала, чувствовала себя неуютно, но не отказывалась от таких знаков внимания.
- Признаться, я бы предпочел оставить вас до конца расследования. С начальством я договорюсь.
Она нахмурила брови, затем шумно принюхалась к Хавьеру. Чихнула и непосредственно-детским жестом почесала нос.
- А в управлении не хватает гончих? Зачем это я целому дону?
- Донов давно уже нет, а мое начальство не любит выделять служебных вержей. Вам не нравится оперативная работа?
Ирр фыркнула и отвечать не стала.
- Если отправлю запрос, ваше начальство не сможет отказать особому управлению, но я бы хотел получить ваше согласие. Будете ли мы моим компаньоном, Ирр?