России больше не существует.
Вы можете вернуться к своему отцу, — поправилась Маргарет. — Академик Горовой — авторитетный ученый, он столько лет разыскивает вас и внучку, испробовал все официальные и неофициальные каналы. Одни московские знакомые просили передать вам… Вот это…
Маргарет вынула из сумочки и протянула княгине плотный сероватый конверт. Миссис Львова взяла его, пробежалась пальцами по краям. Потом внимательно посмотрела на леди Уолтроп, перевела взгляд на лицо Огаста, чуть прищурилась, как будто сравнивая, и осведомилась:
Вы двое родственники?
Нет!
Но мы вместе выросли, — уточнила леди-доктор.
Ясно, — миссис Львова сложила конверт пополам, не вскрывая, аккуратно разорвала по сгибу, вновь сложила половинки — разорвала еще и еще раз, пока не превратила его в бумажные клочки, швырнула их на пол. Покончив с письмом, она выпрямилась в полный рост, с усилием подняла тяжелую трость и указала набалдашником на двери так решительно, что покачнулась:
Покиньте мой дом! Оба!
Мама! Но мистер Картрайт ни в чем не провинился… его не за что выгонять, — княжна подхватила мать под локоть, усадила ее в кресло, а затем шагнула к молодому человеку: — Огаст!
— Annal Syad'. Proklyanul
— Tak nelzyal Nelzya, — разрыдалась девушка.
Огаст замешкался, хотел было броситься к Анне, но княгиня с непреклонностью повторила:
Вон отсюда! Немедленно!
Дверь скрипнула, вытолкнув Гасси и Мардж предвечернюю духоту. День выдался на удивление безветренным, деревья отцвели, и лепестки беззвучно осыпались вниз, улицы опустели, остались только длинные и печальные тени…
Говорить не хотелось. Мистер Картрайт молча пошел к рыночной площади, сразу за которой находилось здание суда, а тени словно гнались за ним, угрожая настигнуть и взять в кольцо. Он уже обогнул сельскую амбулаторию, делившую невысокое опрятное здание с полицейским участком, и перешел на другую сторону улицы, чтобы укрыться в тени от косых лучей заката, когда Маргарет нагнала его и зашагала с ним в ногу.
Хватит за мной шпионить — оставь меня в покое! — бросил он через плечо.
Я просто иду в суд: интересно, какой штраф взыщут с Горринга в этот раз. Гасси, зачем ты мне нужен, сам подумай?
Леди Уолтроп презрительно передернула плечами. Вдруг на дорогу прямо перед мистером Картрайтом свалился здоровенный мохнатый паук, белые пятнышки на его спине напоминали оскалившийся череп.
Огаст остановился и резко повернулся к леди Уолтроп:
Мардж, ты специально это подстроила!
Что я подстроила?
Это письмо дурацкое!
Знаешь, Гасси, когда люди хотят быть вместе, их никто не разлучит. Вы с нею вправе жить, как хотите. Например, я никогда не спрашиваю разрешения у отца… — Маргарет оперлась на его руку.
Любознательным старушкам, глазевшим на молодых людей из-за клетчатых занавесок, они должны были казаться любезничающей парочкой. Огаст улыбнулся невидимой публике и зашипел Маргарет прямо в ухо:
Потому что привыкла брать все, что пожелаешь, и ни с кем не считаться! Ты просто так развлекаешься, и ничего больше, эгоистичная сука! Не смей меня больше называть Гасси. Я тебе не родня, и никогда не буду, поняла! Как же я тебя ненавижу, с самого детства… Надеюсь, ты подохнешь, как и твоя мамаша, в психушке!
Маргарет побледнела и повисла у него на руке:
Огаст, ты тоже его слышишь? Череп зовет тебя, скажи?
Он с трудом отпихнул леди подальше от себя, в висках колотилось и шумело — паук полз по дорожке прямо к нему, подбирался все ближе. Черное и опасное нечто надвигалось вместе с ним, как вечерние тени, противно тянуло за ниточки внутри, звенело высокой нотой и не давало покоя:
Ничего я не слышу! Мне не нужен чужой череп — у меня есть свой собственный!
Паук замер, поравнявшись с носком Огастова ботинка. Гасси в сердцах поддел мерзкое создание ногой и отшвырнул так, что черный мохнатый шар перелетел через живую изгородь и исчез в газонной траве. Воздух сразу же наполнился колючими электрическими разрядами и запахом гари. Раздался сухой треск: стекла в здании полицейского участка лопнули и рассыпались, из окон вырвались языки пламени — многочисленные, высокие и смертоносные, похожие на головы сказочного дракона. Следом выпрыгнул полицейский, упал на землю и катался по ней, чтобы погасить тлеющую одежду, а наружу уже пополз черный маслянистый дым — разом из всех щелей, взмывая вверх вместе со сполохами и искрами, собираясь в высокий гудящий столб.
Дом полыхал, как брошенная в камин обувная коробка. Раздался истерический звон пожарного колокола, люди бежали отовсюду и во всех направлениях одновременно. Доктор Уолтроп устремилась к огню, успевшему перекинуться на амбулаторию: