— Тварь! — вскрикнул он и попытался схватить Ирр, но застыл с поднятой рукой, не в силах обидеть свою королеву.
Страж испугался, отшатнулся и попытался сбежать, слишком поздно заметив, что его ноги уже превратились в стебель дерева и взрывают каменный пол сотнями корней. Стоявшие рядом с ним доны хотели броситься на Ирр, точнее, осы на их шеях подталкивали сделать все, но спасти своего бывшего Мастера корней, и точно также деревенели и теряли человеческий облик. А магия все текла и текла в тело Ирр, ее здесь было слишком много, отчего королеве больше не нужно было касаться подданных, чтобы выдавать им отмеренное.
Охранник замахнулся, вонзил нож в грудь Харви и завопил:
— Верни их! Верни! Иначе я выну нож — и он не жилец!
Но Ирр покачала головой: своего Харви она бы узнала в любом состоянии, а этого ей было не жаль. Кровь все равно сочилась из-под лезвия, на непонимающем лице постепенно проступил свинной пятак и щетина, тело стало раздаваться вширь, затем резко сузилось, усохло, вместо рук у него появились громадные складывающиеся костяные клинки, лицо тоже переплавилось, укрылось под костяным щитком с тонкой прорезью для глаз.
Роза была права, когда говорила, что мимы в своем истинном облике выглядят пугающе. А как только магия вернулась к Ирр, Армандо лишился даров, но если первый значения не имел, то потея второго, который по плану Мастера корней должен был спасти лже-Хавьера от смерти, если им решат шантажировать королеву, стала фатальной.
Он выпросил спасение у королевы и умер, когда королеву предал — чем не возмездие от Девы Карающей?
Хорошо одетый и подстриженный Ник казался копией своего отца: тот же суровый взгляд, те же резкие движения и даже легкая седина на висках будто взята у старшего Медины. Из облика истинного дона выбивались только тонкие наручники, снимать которые Кроу запретил.
Сам глава особого управления уже наводил порядок на руинах министерства, зато выделил Хавьеру столько людей, сколько смог. И вдвое больше собрали по полицейским участкам Первой и Второй линии, в результате, если посчитать и вержей-добровольцев, тоже решивших поучаствовать в спасении королевы, получилась небольшая армия.
Хавьер держался в стороне от руководства операцией, предоставив это свогору Сантосу командиру штурмового отряда особого управления. Усатый хмурый свогор если и растерялся, заметив хвостатых и рогатых рекрутов, то быстро взял себя в руки и грамотно разбил всех на отряды.
Точного места, где могут прятать королеву, не знал даже Медина, но предложил начать поиски с Сердца Эбердинга. Будь здесь дядюшка Сальвадор, снова бы орал и топал ногами, что Хавьер ничего не учил и не хотел слушать, поэтому и знает сейчас так мало о нижнем Эбердинге, но правда заключалась в том, что многоэтажные катакомбы по площади превосходили все три линии столицы, и ни у кого из ныне живущих не хватало сил и ресурсов, чтобы исследовать всё. Пак Ува со своим письмом здорово помог особому управлению, но и это оказалось каплей вина, по сравнению с бутылью еще неизведанных подземных ходов.
Шли к Сердцу так долго, что Хавьер ненадолго заподозрил Медину в обмане. С него сталось бы завести ненавистных ему пособников нового правительства в тупик или проводить кругами, пока Братство не закончит свои дела с королевой. Но вмешалась Роза: она сняла шаль и пихнула ее в руки Веласкесу, после слишком быстро для обычного человека приблизилась к Хавьеру.
— Она рядом. Я чувствую. Скорее всего раньше королеве блокировали магию, но сейчас прекратили. Берегись!
Роза едва успела отпихнуть его в сторону, и ополоумевшие вержи понеслись куда-то вниз по лестницам, Хавьер еле успевал за ними, как и остальные люди. При тусклом свете мозаик больше сил тратилось на попытки не упасть, чем на передвижение вперед, отчего разрыв между людьми и вержами становился все больше. Порченая кровь дает им особые возможности, но и не делает одновременно хорошими бойцами. Тем более члены Братства наверняка охраняют королеву, а пулеметная очередь покрытых серебром пуль изрешетит первые ряды бегущих.
Поэтому Хавьер без лишних раздумий вытащил револьвер и выстрелил вверх. Вержи застыли, некоторые обернулись и зарычали, точно раздумывая, не прикончить ли его.