— Ага! — воскликнул Чинг. — Полная победа Хаоса! Хорошо, что Борису Джонсону удалось бежать. В противном случае нам пришлось бы вмешаться и выступить на его стороне. Тем не менее интересно отметить, друзья мои, что даже с такими ограниченными возможностями Лиге удается выжить.
— Может быть в этом стоит усматривать совокупность случайностей, играющих им на пользу, — высказал свое мнение негр высокого роста, которого Дунтов знал под именем Н’Гана.
— Может быть. Но в таком случае нам самим должна помогать выжить такая же игра Случайностей, как вы думаете? А думать необходимо. В частности, как, например, Брату Дунтову и его людям удалось ускользнуть, в то время как агентам Лиги не оставалось ничего другого, как бегство или пленение? Ведь у обеих групп были одинаково совершенные документы. А разница заключается в том, что в то время, как они подделывают документы, мы подменяем людей. Шесть Опекаемых исчезают, а шесть Братьев появляются, и они ничем от них не отличаются. Используя настоящие документы и фальшивые обличья, мы сводим на нет риск разоблачения. Надо больше думать, Брат Н’Гана! Это будет полнейшей ересью, если мы будем пытаться создать Царство Хаоса при помощи одной только чистой случайности.
— Все ясно, Главный Агент, — сказал Н’Гана. — Я только хотел подчеркнуть, что Демократическая Лига не кажется слишком расположенной к долгим раздумьям — да и к коротким тоже…
— Не стоит смешивать незнание и глупость, — возразил Чинг. — В конце концов Опекаемые Гегемонии ничего не знают о пути Хаоса, точно так же, как и о Законе Социальной Энтропии. И Демократическая Лига тоже не может избежать этих заблуждений, этого незнания. Ведь невозможно упрекать ее членов за то, что они бредут во тьме, не имея представления, какой путь выбрать. Чем насмехаться над их многочисленными промахами, нам следовало бы восхищаться их редкими успехами, так как какими бы неправильными ни были их способы, действия их подчинены благородной цели.
— Может быть, они и бескорыстны, — сказал Н’Гана сухо. — Однако не подлежит сомнению, что их действия быстро становятся Предсказуемым Фактором…
Чинг нахмурил брови, покачал головой и сказал:
— Возможно вы и правы. Однако еще не время принимать решения по этому вопросу. Нам остается выслушать еще один доклад, который я уверен, значительно поднимет настроение.
Дунтов, который все с возрастающим изумлением следил за этим обменом репликами, уже собирался покинуть Зал заседаний и направиться к выходу, как вдруг Чинг позвал его:
— Брат Дунтов, вы оказали Хаосу услугу. Будет справедливо, если вы останетесь.
— Спасибо, Главный Агент, — отвечал он с признательностью.
В то же время он спрашивал себя, действительно ли ему хочется больше знать о деле, которому он служил. Когда” служат идее, в которую безоговорочно верят, зачем пытаться понять необъяснимое?
Чинг нажал кнопку на своем столе. Дверь отворилась, пропустив какого-то старого сморчка, который двигался подпрыгивающей походкой.
Послышались приглушенные возгласы.
— Шнеевайс? Снова в Проекте?!
Чинг улыбнулся.
— Я думаю, все Ответственные Агенты хорошо знают доктора Шнеевайса и наоборот. Доктор, разрешите представить вам нашего Брата Аркадия Дунтова, одного из самых лучших агентов-оперативников.
— Вы… вы действительно доктор Рихард Шнеевайс? — пробормотал Дунтов. — Тот самый Шнеевайс? Но ведь Гегемония считает, что вы мертвы!
Шнеевайс рассмеялся.
— Слишком сомнительное известие, как вы сами можете удостовериться. Я — сама жизнь, да и работа у меня кипит.
— И вы всегда были членом Братства?
— Нет, мой юный друг, не всегда. Однако в качестве физика я в свое время начал интересоваться все больше такими проблемами, которые раньше или позднее должны были привести меня к контакту с возрастающей социальной энтропией. И когда Советник Горов, человек исключительно проницательный понял, в каком направлении продвигаются мои исследования, он счел необходим доложить об этом Совету, который тотчас же положил конец моей работе и свободной жизни, намереваясь так же, насколько я понимаю, положить конец… моей жизни. И вот тогда один из моих ассистентов, член Братства с давних пор, вступил со мной в контакт, предложив мне инсценировать “несчастный случай”, жертвой которого я должен был, якобы, стать, и вот я здесь, перед вами.
— Ладно, доктор, — вмешался Агент по имени Смит, дородный блондин с блестящими голубыми глазами. — У вас еще будет время поболтать с Дунтовым. Поговорим лучше о проекте “Прометей”.
— Да, как обстоит дело?
— Хорошо, Братья, — отвечал Шнеевайс. — Могу доложить, что теоретическая часть уже готова, все технические детали почти что урегулированы, а испытания некоторых ступеней дают весьма обнадеживающие результаты. В общем, предварительные работы по проекту “Прометей” уже начаты, и сам эксперимент может быть проведен через четыре — шесть месяцев.
— Всего через полгода!
— Значит, крах Порядка уже не за горами!
Роберт Чинг рассмеялся безрадостным смехом и Дунтову показалось, что в его черных глазах на какой-то миг возник отблеск той грандиозной и мистической перспективы, итог которой из всех присутствующих только он мог осознать до конца.
— Да, Братья Хаоса, — сказал Чинг. — Проект “Прометей” перестал быть мечтой. Час его осуществления быстро приближается. В течение трех веков бились мы с этим злополучным Порядком Гегемонии Земли, черпая наши силы в источниках мысли Марковица. В течение трехсот лет хранили мы нерушимой нашу веру в неизбежный триумф Хаоса. И вот, наконец, намечается закат и падение Гегемонии. Через шесть месяцев трехвековая борьба принесет свои плоды, и противоестественный порядок начнет разлагаться, пусть даже его агония и продолжится еще несколько десятилетий…
— И придет царство Хаоса…
У Аркадия Дунтова появилась уверенность, что, если он и дальше будет вместе с Чингом и Шнеевайсом, он станет обладателем таких тайн, о существовании которых ни один Опекаемый даже подозревать не мог. Однако тут он решил наконец удалиться. Скорее всего, имелись и такие секреты, которые в данный момент лучше бы не знать…
Ведь ему было достаточно приобщиться к тому, кто их знал. Он был счастлив, что следует путем Хаоса, счастлив верой в триумф дела, значение которого бесконечно превосходило понимание и мыслительные способности простых людей. Но, как и прежде, у него не было ни малейшего желания проникнуть в лабиринты, которыми продвигалась эта сила, которую они называли Хаосом.
4
Стрелы самых высоких зданий большого Нью-Йорка уходили более чем на километр в небо, и этих гор, рожденных рукой человека, насчитывалось несколько десятков. Здесь были тысячи зданий — старые небоскребы и резиденции недавней постройки, насчитывающие более семидесяти этажей, соединенные между собой на различных уровнях движущимися тротуарами, улицами на невероятной высоте, подъемно-спускательными трубами. Все это составляло один гигантский муравейник, который простирался от Олбани на севере до Трентона на юге, от Моунтауна на востоке до Паттерсона на западе, от небосвода до уровня земли, который теперь почти ничто не отличало от десятков уровней, которые возвышались над ним.
Однако, проткнув небо, нагромоздив уровень на уровень до такой степени, что весь город превратился в одно гигантское здание, размерами превышавшее все разумные пределы, Большой Нью-Йорк, в отличие от своего предка, остановился на уровне земли.
Ниже простирался огромный подземный лабиринт, затерянный, забытый город, состоящий из заброшенных туннелей старинного метро, канализационных труб, проходов под Гудзоном, древних искусственных пещер, которые появились еще во времена Войны за Независимость. Почти забытые Гегемонией, абсолютно забытые Опекаемыми, опускаемые гидами и учебниками истории, оставленные без присмотра Стражников, Глаз и Лучей, уже не упоминавшиеся в картах и планах, эти запутанные лабиринты превратились в тайную цитадель Демократической Лиги.
Следуя по рельсам метро, проходящих между бывшими станциями 135-й и 125-й Улиц в обволакивающей тьме, которую время от времени разрезал только тонкий лучик карманного фонарика, Борис Джонсон с удовольствием смаковал один из тех редких моментов общего расслабления. Ведь этот подземный город, как и все аналогичные норы, которые человек прорыл под Чикаго, Бей-Сиги, Большим Лондоном, Парижем, Моеквой, Ленинградом и десятками других городов, был единственным шансом Демократической Лиги. Ведь наверху простиралось царство тотальной полицейской слежки, Стражников, Глаз и Лучей, проверок личности и т. д. И когда на поверхности становилось совсем уж плохо, всегда можно было найти убежище в этом подземном мире. Здесь в полной безопасности прятали оружие, проводили собрания, делали фальшивые документы. Совет Гегемонии был, естественно, в курсе, однако не представлялось возможным замуровать мириады забытых проходов, установить Глаза и Лучи в каждом из этих коридоров, которые тянулись под каждым большим городом, послать патрули в каждый туннель. Нельзя было также взорвать их, так как это вызвало бы разрушение находящихся над ними городов, которые рассыпались бы как карточные домики…