Прошло несколько минут. Сквозь окна лился ясный свет, и было видно, как по небу плывут легкие, быстрые облака.
– Эта девушка… – начал интендант и запнулся. – Этот ребенок может представлять для нас угрозу. Я думаю, вы с этим согласитесь, господа.
Они посмотрели друг на друга, и Жан-Франсуа, побледневший, с лихорадочным блеском в глазах, промолчал. Лаффонт покачал головой и продолжил:
– Они виделись перед его возвращением, хотя нам следовало помешать этой встрече. Именно поэтому им удалось соорудить невероятный капкан, в который попался Зверь и оставил там половину своих когтей. Было глупо, Моранжьяс, пытаться немедленно наносить ответный удар! А этот маскарад, устроенный Людовиком, где он пытался доказать, что Зверь мертв, нам очень даже пришелся на руку. Черт возьми! Мой друг, вы вернулись из Африки и устроили здесь невесть что, используя эту ужасную гиену, а теперь вы озабочены воспитанием сестры.
Не дожидаясь ответа на свою желчную насмешку, Лаффонт скрестил руки на груди и, нервно перебирая пальцами, подошел к окну. Когда он распахнул створки, в комнату ворвался ветер и волосы на его парике зашевелились.
– Они знали, где находится логово Зверя, – продолжил он, – и потому нашли его. К счастью, индеец так и остался там. А Фронсак, надеюсь, гниет в болоте…
Он повернулся к ним лицом. Теперь ветер раздувал его волосы с затылка.
– Вы надеетесь! – переспросил Сардис.
Лаффонт пожал плечами.
– Боже мой, святой отец, в конце концов, они нашли его ботинок. Хорошо, что этот случай засвидетельствовали сержант и выжившие солдаты. Лейтенант мертв, как и предполагалось, но тот, кто шел позади Франсака, тоже был убит, а значит, в происшедшем не виноват. Те, кому удалось остаться в живых, говорят, что Фронсак убил лейтенанта и двух солдат, а потом бежал.
Повисло молчание. Два собеседника внимательно смотрели на него.
– Драгуны, давшие показания, пропали без следа, – произнес Лаффонт. – Какой-то идиот подписал им увольнение на четыре дня и забыл, когда он это сделал. Возможно, так оно и есть и это еще одно стечение обстоятельств… – Он посмотрел на Жана-Франсуа де Моранжьяса. – Мы не знаем, насколько осведомлена ваша сестра и что рассказал ей Фронсак или д'Апше. Но ее враждебное отношение заставляет меня бояться самого худшего.
Жан-Франсуа нервно сглотнул.
– И именно вам придется этим заняться, друг мой, – подвел итог Лаффонт. – Определенно.
Широко шагая, он подошел к Жану-Франсуа и посмотрел ему прямо в глаза.
– Я сделаю это, – хрипло произнес молодой граф. – Я знаю, как надолго усыпить человека с помощью растений, которые я привез из Африки. Когда человек просыпается, он ничего не помнит.
Лаффонт ухмыльнулся:
– То есть вы хотите сказать, что после ваших африканских травок строптивая девчонка не сможет вспомнить, что она видела до того, как у нее перед глазами плясали чертики?
– Благодаря этим наркотикам она забудет обо всех своих переживаниях. Считайте, что у нее уже новая память.
Интендант покачал головой. Взвесив слова графа, он постановил:
– Определенно, мой друг, займитесь этим. И поторопитесь, прошу вас.
Он быстро вышел из комнаты, потирая руки, как будто они были испачканы кровью и она капала с его пальцев. Жан-Франсуа де Моранжьяс и аббат Сардис, оставшись в гостиной наедине, слушали, как в глубине коридора стихает стук каблуков интенданта. Затем повисло тяжелое молчание, которое, однако, казалось им обоим таким желанным, что они не смели шелохнуться, боясь нарушить эту спасительную тишину. Сардис пошевелился первым. Он потянулся, разминая затекшие мышцы, и глубоко вдохнул, восстанавливая дыхание. Подойдя к распахнутому окну, у которого недавно стоял Лаффонт, аббат аккуратно закрыл его и повернулся к однорукому. Посмотрев на бледное лицо молодого графа, застывшее в отчаянии, Сардис негромко произнес:
– Я читаю твои мысли. Это большими буквами написано на твоем лице, мой бедный мальчик. Разве ты не понимаешь, что она лукавит? Ее действиями руководит дьявол, который искушает тебя сойти с пути искупления.
– Я хочу поговорить с ней, Сардис. Объяснить ей – Ты рискуешь потерять не только свою жизнь, но и свою душу. Делай то, что сказал тебе Лаффонт. Ради нашего братства…
– Вы не знаете, что творится в моей душе, – прервал его Жан-Франсуа. – Я день и ночь думаю о ней. Я слышу, как ее сердце стучит в моей груди. Я хотел бы… О Боже, как бы я хотел, чтобы она встала на нашу сторону.
– Есть только один способ. Один-единственный.
Жан-Франсуа склонил голову, вытирая тыльной стороной ладони капли пота, выступившие на лбу. По его лицу пробежала тень, и в глазах зажегся огонь.