– Отпустите меня, – прошептал он. – Отпустите меня, святой отец. Отпустите меня, прошу вас.
– Это не в моих силах, мальчик мой, – сказал Сардис. – От боли, которая гнетет тебя, есть только одно лекарство, которое может спасти и твою душу, и наше братство. И это лекарство в твоих руках. Ради спасения твоей души и, не забывай, ее души тоже. След, который Фронсак оставил в сердце Марианны, – это пятно позора. Этот безбожник не должен беспокоить ее даже после своей смерти.
Тень сомнения на лице Жана-Франсуа исчезла, и ее сменила суровая решительность, словно внушенная ему сверлящим взглядом аббата.
Марианна подумала, что вернулась мать, которая оставила ее примерно час назад, после того как они вместе поднялись в спальню. Наверное, она принесла ей попить и поесть. Нахмурившись, девушка представила, как графиня опять начнет успокаивать ее, чтобы предупредить вспышки гнева и дерзкие выпады против Сардиса. «Это абсолютно нормально, дорогая моя», – говорила графиня, поглаживая Марианну по плечу. Она понимала, какие чувства испытывает сейчас ее дочь, а потому всячески старалась убедить Марианну в том, что мсье Фронсак был изворотливым авантюристом и не стоил всех этих страданий. Святой отец, напротив, повел себя очень мудро и не стал сердиться на нее, несмотря на проявленное ею упрямство. И вообще, напрасно она не захотела прислушаться к его советам: призывая к послушанию, аббат Сардис всего лишь хотел предостеречь ее от неправильных решений.
Сидя в одиночестве и ожидая прихода матери, Марианна продолжала злиться. Перед этим она плакала, зарывшись лицом в подушку, но спустя какое-то время ее снова охватил приступ гнева. Она ненавидела всех, кто пытался выставить Грегуара в дурном свете и внушить ей, что ему не стоило верить. Но очередная волна сомнений и неуверенности, нахлынувшая на нее, вмиг разбила все попытки оправдать любимого человека. Обвинения, домыслы, предположения – все сплелось в один клубок, и Марианна, вконец обессиленная, бросилась на кровать.
Подняв голову от подушки, она увидела, что это была не графиня, пожелавшая принести дочери очередную порцию материнской заботы.
Жан-Франсуа вошел без стука и, когда дверь распахнулась, наклонился, чтобы поднять с пола поднос. Затем, толкнув дверь плечом, он закрыл ее за собой и, пройдя к столу, поставил поднос. Молодой граф выглядел не лучше сестры. Со стороны казалось, что и ему исчезновение шевалье де Фронсака принесло только боль и мучения. Непосвященный человек мог бы подумать, будто после смерти Мани и предъявленных Грегуару обвинений Жана-Франсуа гложет внутреннее беспокойство и он страдает не меньше, чем сестра, искренне сопереживая ей. Но Марианна, как никто другой, сомневалась в этом. Она взглянула на поднос, на котором стояла тарелка с холодной курицей, а рядом – чашка с травяным отваром, блюдце и столовые приборы. Несмотря на то что с самого утра у нее не было маковой росинки во рту, еще десять секунд назад она считала невозможным притронуться к еде. Но сейчас девушка вдруг почувствовала, что очень голодна, и протянула руку к подносу. Однако уже в следующее мгновение она устыдилась своих низменных желаний и почувствовала отвращение к себе.
Поправив ночную сорочку, Марианна встала с кровати и, держа в руке платок, вытерла глаза, все еще мокрые от слез.
Жан-Франсуа ничего не сказал. Он смотрел, как она села, подняла крышку на чашке и вдохнула ароматный пар.
– Это мама попросила тебя принести еду?
Положив в отвар кусочек сахара, девушка поднесла чашку к губам и отпила глоточек. Жан-Франсуа продолжал молчать, и она подняла на него глаза.
Он был мертвенно-бледен, в его взгляде сквозило безумие. Казалось, он был ошеломлен тем, что ему приходилось видеть, хотя ничего странного вроде бы не происходило.
Глядя на перепуганного, взволнованного брата, который до сих пор не проронил ни слова, Марианна замерла. На лице Жана-Франсуа застыла мука.
– О какой новой беде ты пришел мне сообщить? – шепотом спросила она.
После долгой паузы он ответил:
– Мы уедем отсюда, Марианна. Ты и я. Подальше от всего этого, подальше от этих людей. И ничто больше нас не разлучит. Ты все забудешь. Во всем мире будем только мы с тобой. Мы поедем в Америку… Поедем туда, куда захочешь ты. Назови любое место в мире, и оно наше!
Он медленно, словно сомнамбула, подошел к ней. В его глазах горел безумный огонь, а движения были машинальными, словно руки и ноги не подчинялись ему.
– Жан-Франсуа, – попросила она, – пожалуйста, не начинай!
– Ты меня боишься? – мягко спросил он. На его губах играла улыбка, в которой было неожиданно много нежности и тревоги. – Я не хочу напугать тебя, я хочу спасти тебя… Я решил спасти тебе жизнь. Они приказали убить тебя, но я пришел подарить тебе жизнь.